Огонь и ярость

Вот только… Проблема не в этом. Земля вздымается, и я падаю на предплечья, застонав от горячего укола боли, исходящего от пулевого ранения. Все вокруг вращается.

Мы все еще в Доме Смеха?

Глаза Атласа закрыты. Он полностью отключился. Моя голова весит тысячу фунтов. Официально держать ее — самое сложное, что мне когда — либо приходилось делать. Мои руки трясутся, вероятно, из — за того, что они поддерживают огромный вес моей головы. Мое тело, наконец, сдается, мое лицо падает на грудь Атласа. Это было бы неплохо, если бы он не был сложен как кирпичная стена.

— Ой. — Я едва выдыхаю это слово, прежде чем мои веки становятся слишком тяжелыми. Чернота расползается по краям моего зрения. Она ползет вниз по моей руке; она поглощает меня целиком. Пока, наконец, это все, что я осознаю.

ГЛАВА 26

РЕН

Мне уже снился этот сон. Я еду в машине по бесконечной ухабистой дороге. Здесь нет кондиционера, поэтому моя кожа липкая от пота, и все болит от долгого сидения. А еще меня немного подташнивает оттого, что я застряла на душном заднем сиденье.

Моя машина попадает в выбоину, а затем ругается. — Черт, смотри, куда едешь.

Странно, что моя машина разговаривает.

— Какая разница? Если она не умрет от этих ран, то с тем, кто ее купит, она не протянет больше нескольких месяцев, — говорит другой голос.

— Я слышал, что пули были покрыты кровью Гидры. Эта сучка надолго выбыла из игры.

Подождите минутку. Я пытаюсь открыть глаза. Яркий верхний свет ослепляет меня. Где, черт возьми, я нахожусь? Это определенно не машина, и я не сплю. Двое мужчин толкают меня на носилках. Этот парень сказал, что кто — то собирается меня купить?

— Она — гораздо лучшее вложение средств, чем на последнем аукционе. Ты слышал, какой — то элитный придурок заплатил шесть миллионов, чтобы стать одним из стрелков на испытание?

Мои глаза закрываются, а желудок переворачивается. Я пытаюсь сориентироваться. Я не знаю, где я, и я не знаю, кто эти два идиота, так что же я помню? Испытание. Этот дурацкий Дом Смеха. Люди, которые, очевидно, делают ставки ради удовольствия пострелять в нас. Шлюха Джейд с долбаным пистолетом. Атлас прыгает ради меня под пулю. Почему? И где он?

По общему признанию, он мог быть прямо за мной, и я бы понятия не имела, но я не чувствую его поблизости.

Должно быть, мы оба потеряли сознание там, в Доме Смеха. Эти черные полосы ползли по моей руке от пулевого ранения в верхней части груди. Я не могу поднять голову, чтобы посмотреть, на месте ли они, потому что она слишком тяжелая, но я знаю, что пуля все еще застряла в моей мышце. Я чувствую, что она застряла там. Больше беспокоит то, что рана в животе от арматурного стержня еще не закрылась. Она уже должна зажить.

Мужчина у моих ног распахивает вращающиеся двери. Меня вкатывают в комнату, в которой почему — то даже светлее, чем в коридоре.

— Хорошо, док, она в вашем распоряжении, — говорит мужчина у моей головы, сильно толкая носилки. Я несусь через комнату, пока металлические перила у моих ног не ударяются о стену, толкая мое тело. Всплеск боли заставляет мои раны пульсировать. Придурки.

— Пожалуйста, уходите, пока не испортили еще какую — нибудь мебель. — Эти слова принадлежат мужчине с напряженным британским акцентом.

Как только носилки перестают двигаться, я приоткрываю глаза. Ровно настолько, чтобы увидеть удаляющиеся спины двух мужчин, которые привезли меня сюда. Обладатель высокомерного голоса читает лист бумаги и не обращает на меня никакого внимания. Его рост не может быть выше пяти футов трех дюймов, и я бы предположила, что вешу больше, чем он. Ему самое малое семьдесят, но у него все еще копна седых волос. Они торчат, как будто он встал с кровати и не потрудился посмотреться в зеркало.

Быстрый осмотр комнаты, и я понимаю, что нахожусь в чем — то вроде медицинского отсека. Помещение небольшое. Там едва хватает места для каталки, на которой я лежу, оранжевого пластикового стула в углу, столешницы с маленькой раковиной и ряда блестящих белых шкафчиков.

Я раздумываю, не притвориться ли мне, что я все еще без сознания, когда доктор откладывает свою бумагу и подходит, чтобы встать рядом со мной.

— А, ты проснулась. Очень жаль для тебя. Было бы намного лучше, если бы ты просто продолжала спать. — Его лицо странно гладкое, как будто у него нет морщин, потому что он избегает использовать мимику.

— Что ты собираешься делать? — У меня пересохло во рту. Мои слова звучат не громче хрипа.

От этого парня исходят какие — то неуравновешенные вибрации. У меня не возникает ощущения, что он хотел прикасаться ко мне, пока я сплю. По крайней мере, не в сексуальном плане. Проводя медицинские эксперименты на мне, пока я в отключке, я бы не удивилась.

— Мы должны привести тебя в порядок. После этого у тебя еще одно свидание. — Он посмеивается, собирая инструменты на поднос, но на его лице нет улыбки.

— Свидание?

Мужчина снова смеется и показывает полоску кожи. — Не хочешь прикусить это, пока я вытаскиваю пулю?