Огонь и сера

В комнате воцарилась тишина, лишь тихонько попискивал диктофон. Наконец фон Менк продолжил:

– Древние верили, что природу составляют четыре элемента: земля, воздух, огонь и вода. Кто-то говорил о наводнениях, кто-то – о землетрясениях или мощных ураганах, другие – о дьяволе. Когда Атлантида предала свою моральную нишу, ее поглотила вода. Конец Содому и Гоморре принес огонь. Чума пришла в Венецию по воздуху. Катастрофы, как и золотое сечение, следуют циклическим закономерностям. Я показал это в схемах.

Доктор достал вторую диаграмму – сложную, исчерченную линиями, таблицами, исписанную числами. Центральная пентаграмма заключала в себе подпись:

2004 г. н.э. – Нью-Йорк – Огонь

– Вы полагаете, что Нью-Йорк сгорит?

– Только не так, как можно себе представить. Город поглотит огонь внутренний – как Гроува и Катфорта.

– И этого можно избежать, если люди вернутся к Богу?

– Слишком поздно. – Фон Менк покачал головой. – Прошу заметить, мистер Гарриман, я не употребляю слова «Бог». То, о чем я говорю, – не обязательно Бог, а некая сила природы: моральный закон Вселенной, такой же постоянный, как и любой из законов физики. Мы создали дисбаланс, который должен быть исправлен – в две тысячи четвертом году. – Ученый постучал пальцем по стопке таблиц. – Великое событие. Его предсказывали Нострадамус и Эдгар Кейси, о нем говорится в «Откровении».

Гарриман кивнул. Все прозвучало так сильно, что по спине побежали мурашки. Но не «утка» ли это?

– Доктор фон Менк, вы проделали титанический труд.

– Увлечение поглотило меня. Более пятнадцати лет я ждал две тысячи четвертого года, помня о значении даты.

– Вы уверены на все сто, или это только теория?

– Отвечу так: завтра я покидаю Нью-Йорк.

– Покидаете?

– Уезжаю на Галапагосские острова.

– Почему именно туда?

– Как писал Дарвин, Галапагосы знамениты своей изолированностью. – Фон Менк указал на диктофон. – На этот раз я не собираюсь снимать документальный фильм. История целиком ваша, мистер Гарриман.

– Не снимете документального фильма? – тупо переспросил Гарриман.

– Если я хоть в чем-то прав, мистер Гарриман, то когда все закончится, смотреть фильм будет, в сущности, некому, верно?

И в первый раз с тех пор, как Гарриман вошел в кабинет фон Менка, доктор улыбнулся – слабой улыбкой, грустной, без малейшего намека на юмор.

Глава 30

В лужице соуса на тарелке плавала какая-то ничтожная крошка. Запах смутно напоминал рыбу.

Со дня смерти Гроува прошло десять дней, и д'Агоста сбросил два с небольшим килограмма – снова начал ходить в спортзал и заниматься бегом. Часы, проведенные в тире, укрепили предплечья и плечи. Если так пойдет и дальше, через несколько месяцев вернется прежняя форма.

Практически незримый Проктор порхал вокруг стола, поднося и забирая блюда, давая обнаружить себя, лишь когда того требовала необходимость. Пендергаст принимал д'Агосту, сидя во главе стола. Констанс, по левую от опекуна руку, сегодня смотрелась не такой бледной; очевидно, вчерашняя прогулка пошла ей на пользу. Однако обеденный зал особняка на Риверсайд-драйв – с темно-зелеными обоями и темными картинами – по-прежнему давил мрачностью атмосферы. Окна, некогда смотревшие на Гудзон, были надежно заколочены, и Пендергаст, похоже, не собирался ничего менять. Так стоит ли удивляться его собственной бледности – фэбээровец засел в темноте, будто некая пещерная тварь. С каким бы удовольствием д'Агоста променял экзотику вечера и блюд на солнце, задний дворик, барбекю из ребрышек и холодильник, до отказа забитый пивом! Даже корзина с диковинными угощениями Фоско из вчерашнего дня показалась ему привлекательнее.

Д'Агоста изучающее ткнул вилкой в тарелку.

– Вам не нравятся молоки трески? – спросил Пендергаст. – Старинный итальянский рецепт.

– Моя бабушка родилась в Неаполе, но ни разу в жизни не готовила ничего подобного.

– Должно быть, это лигурийское[36] блюдо. Не переживайте, молоки трески не каждому по вкусу.

Фэбээровец подал знак; Проктор избавил д'Агосту от тарелки и подал бифштекс и маленькую серебряную чашу, до краев наполненную изумительно пахнущим соусом. А затем принес покрытую инеем баночку «Будвайзера».

Д'Агоста набросился на мясо. Пендергаст умиленно улыбнулся:

– Констанс превосходно готовит говяжье филе в винном соусе. Мы приготовили его так, на всякий случай. Вместе с... э-э... охлажденным пивом.

– Очень заботливо с вашей стороны.

– Как вам бифштекс? – спросила Констанс. – Я приготовила его с кровью, как любят французы.

– Французам, может, и нравится кровь, а я просто люблю непрожаренное мясо.

Польщенная Констанс улыбнулась.

Д'Агоста отправил в рот очередной кусок мяса и запил его пивом.

– А что у нас дальше? – спросил он у Пендергаста.

– После ужина Констанс порадует наш слух сонатами Баха. Она уже выучилась играть на скрипке, хотя, боюсь, мне не дано об этом судить. А ты, я надеюсь, найдешь интересной скрипку, на которой Констанс играет. Она из коллекции моего двоюродного деда, старая «Амати». Инструмент сохранился прекрасно.