Огонь и Ветер (СИ)

- Это и есть “шекерли”. Сладкий. Сладкий, как кофе, который ты делаешь. “Шекер” - это сахар. Только я тебя умоляю, не воспринимай буквально. Турки - народ поэтичный, поэтому “шекер” применительно к человеку отнюдь не означает “сахар”. Наверное, это примерно то же, что и котминам у нас. Хотя нет. “Шекер” - это природная естественность и красота с искренностью пополам в чистом виде, без искуственных примесей - кажется, так будет точнее. Они трепетно относятся к сладостям, которые воспринимают вовсе не так, как прочие люди. Сладость для них - синоним блаженства и кусочек рая. Можешь считать, что Эсмер сделал тебе комплимент, сказав, что на тебя приятно смотреть - ощущения те же, что от богатого вкуса гюльбешекера или халвы во рту, например. Большое количество приятных и естественных вкусовых оттенков, от которых рвёт крышу. Только опять же, не воспринимай это по-своему. Другой народ - другое восприятие и другое выражение эмоций.

- От вкуса чего? - Тёмные глаза переполняли ошарашенность и изумление с возмущением пополам.

- Гюльбешекер, - старательно и медленно выговорил чужое слово Хоаран, - это нежное варенье из лепестков роз. Хотя халва мне понравилась намного больше.

Джин растерялся. С одной стороны, он готов был опротестовать подобное заявление, с другой стороны, ему нравилось, как всё это звучало в исполнении Хоарана - включая почти неузнаваемый и смертельно раненый корейским произношением финальный звук “р” в слове “шекер”. И да, он понял, почему Эсмер назвал рыжего “диким человеком”. Потому что корейская кухня не знала такого явления как “сладости”. Сладкие блюда для корейцев всегда были заморскими и непривычно диковинными, они предпочитали “острости” и “солёности”.

- Этот гость у нас надолго?

- На пару недель.

- Что?! - отнюдь не обрадовался Джин.

- Мототриал через пару недель. До этого Эсмер поживёт здесь. Незачем ему тратить деньги на отель - особенно в нынешних обстоятельствах, когда их придётся тратить на детали для байка. Он из состоятельной семьи, но всё же не настолько, да и ладит с родственниками паршиво.

- А как же его… гм… профессия? Разве не прибыльно?

- Нет. Он же сказал, что убивает под настроение, а значит, берёт отнюдь не все заказы. И… к нему редко обращаются.

- Почему?

- Потому что он палач в чёрт знает уже каком поколении - потомственный. И потому что ему известно о науке смертоубийства и человекомучительства всё и немножко больше, чем всё. Люди не слишком любят представителей этой профессии. А ещё он часто убивает заказчиков, поэтому считается, что у него не всё в порядке с головой.

- Что?

- Что слышал. Он сам решает, кого будет убивать. Точнее, вроде как, он “слышит голоса” и “видит знаки”. - Хоаран прикрыл глаза и вздохнул. - Отстань, а? Я мало знаю о его работе.

- Как тебя вообще угораздило с ним познакомиться?

- Мне как раз это сейчас и вспомнилось, но пока я не стану тебе рассказывать.

- Но почему?

- Я не думаю, что ты готов это услышать. - Немного подумав, Хоаран тихо добавил: - Или я ещё не готов тебе это рассказать.

- Хорошо, - сдался Джин. - Но две недели? Целых две недели свихнувшийся палач собирается торчать у тебя в гараже?!

- Ну да. И он не свихнувшийся. Он нормальный. Для потомственного палача нормальный, разумеется. Не переживай, он не станет смотреть на тебя косо только потому, что… Гм… Он из Турции, его этим не удивишь. Просто считай, что его тут и нет. Или ты предлагаешь ему ночевать у нас в комнате?

- Вовсе нет! И ты вообще понял, что сказал? Где ты видел нормальных убийц и палачей?

- Перестань, - попросил Хоаран и притянул Джина к себе, заставив замолчать с помощью глубокого чувственного поцелуя. Через полминуты Джин решил, что это занятие куда интереснее, чем вопрос со спальным местом Эсмера, и запустил пальцы в спутанные волосы Хоарана, пропахшие маслом, может быть, даже моторным. Без разницы, каким именно маслом, главное, что ему нравился этот запах - на Хоаране. И мысли об Эсмере действительно вылетели у него из головы, когда по спине мягко пробежались пальцы рыжего, пробравшиеся под футболку…

Потом футболка оказалась где-то в районе плеч, дабы не мешала рукам и губам бродить там, где им хотелось, а волосы Хоарана защекотали грудь. Джин обнял заразу, чтобы хоть как-то контролировать его действия, только это совершенно не помогло. И вроде бы ничего особенного не происходило - просто лёгкие касания, но… Хоаран явно хотел этого и воплощал свои намерения в жизнь с явным удовольствием, а для Джина такие моменты всегда оставались самыми дорогими и желанными. Моменты, когда Хоаран сам и по собственной инициативе окутывал его страстью и лаской, забывая о холодности, отстранённости и жёсткости, забывая о том, кем он являлся тут - в глазах местных обитателей, забывая прятать всё, что он чувствовал к Джину, но постоянно держал на цепи где-то глубоко в своём сердце.

- “Неужели таков наш ничтожный удел:

Быть рабами своих вожделеющих тел?

Ведь еще ни один из живущих на свете