Джин обхватил руками упрямого осла и закрыл глаза. Всего-то, такая приятная мелочь, а рыжий раздул из неё целую трагедию. Яркие пряди задели его скулу, и Джин улыбнулся.
— Удиви меня.
— Что?
— Удиви меня, — повторил Джин на ухо Хоарану. — Удиви так, чтобы мы оба пожалели об упущенном времени.
— Ты…
— Однажды я выбрал тебя, и я приму от тебя всё, даже боль, но не смей отталкивать меня… — И Джин ещё раз сказал с глухим гневом: — Не смей отталкивать меня!
Кажется, рыжий вознамерился опровергнуть заявление о выборе, но Джин вовремя приник губами к его шее слева, заставив послать к чертям ненужный спор.
Конечно, Хоаран умел больно бить словами и часто это проделывал, не щадя чувства Джина, но никогда он не был груб или жесток — всегда внимателен и щедр, всегда точно знал, где проходила граница, за которую нельзя переступать, всегда точно чувствовал, как будет лучше для Джина. Он знал о теле Джина больше, чем сам Джин, но никогда не пользовался этим преимуществом себе на благо или чтобы манипулировать Джином.
— Так значит, ты хочешь… — Хоаран слегка толкнул его, заставив сесть на танкетку.
— Удиви меня. Сделай что-то особенное, чего никогда не делал ни с кем, — настойчиво повторил Джин, вскинув голову и посмотрев на рыжего снизу вверх.
— Но…
Джин поймал его ладонь и провёл губами по кончикам пальцев, не позволив возразить. Хоаран закусил губу, медленно протянул свободную руку к столу и, взяв шпору, опустил её в бокал с вином.
Джин ошарашенно наблюдал за этим, пытаясь сообразить, что бы это могло означать. Внезапно Хоаран ухватился за запястье Джина, заставил его подняться и поменялся с ним местами: спустя миг Джин сидел у него на коленях, а ловкие пальцы стянули с него футболку и отбросили её в сторону. Горячие губы скользили по спине вдоль позвоночника, и каждое их прикосновение отдавалось жаром во всём теле.
— Можешь выпить вина, — пробормотал Хоаран в перерывах между поцелуями.
Но как? В бокале, между прочим, красовалась шпора.
— Там нет масла, — тихо добавил он, почувствовав растерянность Джина.
Потребовалась ещё минута, чтобы до Джина дошло. Он неуверенно достал из бокала железку, прикрыл глаза в попытке совладать с расслабленностью и удовольствием, медленно тронул прохладный металл губами и ощутил приятный карамельный вкус вина, слегка разбавленный солью.
Пальцы Хоарана бродили по его груди, а шею обжигало неровное дыхание. Прохладные винные капли на шпоре оказались весьма уместны — они помогали облегчить жар, вызванный действиями Хоарана.
Прикосновение к плечу влажных прядей заставило Джина блаженно расслабиться, а потом рыжий мягко отобрал у него шпору. И когда он почувствовал зубчики колёсика на коже чуть ниже рёбер, то вздрогнул всем телом и едва не вскочил на ноги, ошеломлённый впечатлениями, но рука Хоарана удержала его от необдуманного поступка в то время, как колёсико шпоры продолжило свой путь.
Джин зажмурился и закусил губу, чтобы удержать рвущийся из груди глухой стон. Это походило на реакцию от прикосновений к особым чувствительным точкам, как раньше, но в то же время отличалось: нечто на грани между щекоткой и лёгкой болью, но ни первое и ни второе, а приятно настолько, что терпеть невозможно.
Он откинул голову на плечо Хоарана, задохнувшись от непривычных ощущений, к щеке прикоснулись губы, и он невольно повернулся к ним навстречу, уже не пытаясь разобраться в потоке чувств, а просто принимая их и впитывая в себя.
Кажется, Хоаран что-то делал с его одеждой, но это неважно, потому что зубчики шпоры вновь и вновь пробегались по коже, то медленнее, то быстрее, сводя с ума своей настойчивостью. Потом они вдвоём соскользнули на пол, и рыжий не глядя взял со стола бокал с вином. Прохладная струйка мадеры побежала по спине Джина, точно вдоль позвоночника, ниже, заставляя его дрожать сильнее и будоража мечущиеся чувства ещё больше.
Хоаран что-то хрипло сказал по-корейски, крепче прижал Джина к себе и чуть приподнялся на коленях. Зубчики шпоры потревожили кожу одновременно с мягким движением рыжего, но от стона на сей раз Джин не смог удержаться и сам подался навстречу твёрдой плоти, прильнул спиной к груди Хоарана и зажмурился изо всех сил, но даже перед закрытыми глазами мелькали цветные пятна, а ощущения не приглушались. Потом это вообще превратилось в невыносимую муку: приятно беспокоивший кожу металл и тёплая ладонь, уверенно ласкающая Джина.
Он балансировал на самом краю, но Хоаран не позволял ему прекратить мучения, в нужный момент слегка сжимая пальцы, а когда он хотел что-нибудь выговорить, губы Хоарана заглушали жалкие подобия слов.
И теперь Джин в полной мере осознал, что такое «пытка наслаждением». Сил сдерживать стоны уже не осталось, их вообще не осталось — ни на что. Ему казалось, что он полностью опустошён и не способен чувствовать вообще, только почему-то чувствовать продолжал. Это напоминало безумие: нелогичное и необъяснимое.
— Чёрт… — выдохнул за спиной Хоаран, где-то на краю сознания. До Джина даже не дошёл смысл слова.