– Я не к этому спрашивала, – вспыхнула девушка. Ей было очень стыдно. Разумеется, он прекрасно понимал, зачем она задает такие вопросы! Кроме того, в душе Кристины в данный момент бурлил черный водоворот чувств. С каждым днем ей все сильнее хотелось прижаться к широкой груди менестреля, почувствовать, как его надежные руки обнимают ее, завести ладонь в его роскошные кудри… Боль от смерти Айрина несколько притупилась, теперь она походила на большую занозу в сердце, и девушка чувствовала, что просто обязана переключить свои мысли на что-то другое. Да, вполне вероятно, что ее сон окажется вещим, но все-таки Кристина вынуждена была признаться самой себе, что не до конца в это верит. Она согласилась идти на Юг, но… Пока воспоминания продолжают терзать ее день и ночь, и потому самое время обратить внимание на своего спутника, которого, ко всему прочему, ей невыразимо жалко и из-за его странных трансов, и из-за давешнего ранения… да и вообще…
– Брось, в этом нет ничего ужасного, – мягко улыбнулся Доннер, подходя к ней. – Мне самому крайне не нравится это место, мы не дотянули до конца Предела Обреченных лишь самую малость. Ничего страшного, скоро начнется цивилизованный мир, там гораздо лучше. Во всяком случае, очень хочется в это верить.
– Я хочу, чтобы ты по-настоящему выздоровел, – возразила Крисса. – Вы с Миртом сделали невозможное, мне подумать страшно, что было бы, окажись я одна! До сих пор не понимаю, как тебе удавалось сражаться сразу с четырьмя противниками?
– Когда есть за что бороться, это сущие пустяки, – заметил он. – Кроме того, у меня преимущество, я слышу движения противника, мне не обязательно его видеть. Это получается далеко не всегда.
– В каком смысле?
Вместо ответа Эв вдруг осторожно взял ее за запястья и мягко притянул к себе. Потом протянул вперед руку и очень легко, почти невесомо, коснулся кончиками пальцев лба девушки, затем бровей, щек, губ, подбородка, шеи… Его рука замерла на плече Кристины; менестрель снова улыбнулся и прошептал:
– Какая же ты красивая, Мира!.. Боги, если бы ты только знала, как я жалею, что так и не смогу по-настоящему увидеть тебя. Что не смогу видеть тебя всегда… твои глубокие темные глаза, твои медные волосы, твою улыбку…
Эти слова снова всколыхнули в душе Криссы беспокойство, однако она решила, что не может упустить такой момент из-за какой-то сомнительной мелочи. Она медленно протянула руку и погладила Эверетта по щеке… Молча. Слов она боялась. Да и вообще боялась всего, что могло последовать дальше, хотя события развивались самым что ни на есть естественным образом. Доннер осторожно переместил обе руки на талию девушки и очень ласково, легко, словно боясь чего-то, коснулся губами ее губ… С этого момента Криссе показалось, что ими овладело какое-то безумие; во всяком случае, она почувствовала, что буквально сгорает от этого поцелуя, который с каждым мгновением становился все горячее и увереннее, как будто был последним на краю пропасти или перед смертью.
Наконец Эв, тяжело дыша, отстранился. На его щеках пылал румянец, а голос дрожал от напряжения, когда он выговорил:
– Мира, я… я должен кое-что сказать тебе. Клянусь, еще никому на этом свете я не рассказывал об этом… Но ты должна знать. Иначе… я не могу… не хочу, чтобы ты чувствовала только жалость.
– В чем дело, Эв? – одними губами спросила она. Сердце сжало нехорошее предчувствие, и она порывисто прижалась к его груди. Она отчетливо слышала частый стук его сердца и чувствовала, как по щекам сами собой бегут горячие слезы, пока он говорил:
– Я ушел из Города Семи Лун пятнадцать лет назад. До того времени я был учеником самого известного алхимика, младшего сына ныне здравствующего короля, Владыки Луны и Солнца. Так уж случилось, что этот тип был злостным дворцовым интриганом и больше всего на свете мечтал занять трон, но только он мастерски умел это скрывать. Лишь его отец знал правду; он не мог забыть, как двадцать лет назад Эйяттэн (так звали алхимика) ловко устранил своего старшего брата, наследника престола. Мой собственный отец, виконт Аннадайн Доннер, был, если так можно выразиться, лучшим другом Владыки, его правой рукой. Когда его убили эльфы из банды Тэмарэя, весь двор был погружен в траур на целых семь лет. Король любил меня как сына, что меня впоследствии и погубило. Мой магический дар был весьма своеобразным: неконтролируемое ясновидение и этакий «внутренний взор», позволяющий «видеть» человека даже с закрытыми глазами. Но я бредил алхимией и слышать ничего не хотел о развитии способностей. Сколько раз Владыка умолял меня быть осторожнее и держаться подальше от Эйяттэна!.. Как жаль, что я так поздно вспомнил о его тревожных словах…
Менестрель немного помолчал, после чего тихо продолжил: