Возле дивана стояла молодая женщина, похоже было, что она встала при моем появлении. Стройная и высокая, она была одета в отлично сшитый шикарный зеленый костюм. На вид ей было где-то под тридцать. У нее были каштановые волосы, горящие черные глаза, в которых, казалось, светилась улыбка, и прямой точеный нос изумительной формы. Кожа у нее была белая, но покрытая темным загаром. Красота этой женщины поразила меня. Похоже было, что она американка. Она кивнула мне с улыбкой и протянула руки ладонями вниз, как бы для того, чтобы помочь мне подняться.
Исключительно неуклюжим движением я ухватился за ее руки. Я испугался и хотел отпрянуть, но она держала меня — крепко, но в то же время так нежно. Она заговорила со мной по-испански с легким акцентом. Она просила меня расслабиться, сосредоточить внимание на ее лице и следить за движениями ее губ. Я хотел спросить ее, кто она, но не мог выговорить ни слова.
Затем в ушах моих зазвучал голос дона Хуана. Он сказал:
— Ага, вот ты где, — как будто он только что меня отыскал.
Я сидел рядом с ни на парковой скамейке. Но я также слышал и голос молодой женщины. Она сказала:
— Иди сюда, посиди со мной.
Я выполнил ее просьбу, и началось совершенно невероятное смещение точек зрения. Я по очереди находился то рядом с доном Хуаном, то рядом с нею. И его, и ее я видел совершенно отчетливо, совсем как наяву.
Дон Хуан спросил, нравится ли она мне, нахожу ли я ее привлекательной и успокаивает ли меня ее присутствие. Я не мог говорить, но каким-то образом мне удалось поведать ему свои ощущения. Она нравилась мне бесконечно. Без какой-либо очевидной связи или причины я подумал, что он, должно быть — образец доброты и ее участие в том, что дон Хуан проделывает со мной, совершенно необходимо.
Дон Хуан снова заговорил. Он сказал, что, если она действительно так мне нравится, я должен проснуться в ее доме. Меня приведет туда чувство тепла и привязанности к ней. Я ощутил прилив веселья и безрассудства. Всепоглощающее возбуждение заструилось сквозь мое тело. Оно словно дезинтегрировало меня, но мне было все равно. И я радостно ринулся в черноту — черноту чернее черного, неописуемую словами — а затем обнаружил, что сижу на диване рядом с молодой женщиной в ее доме.
Когда первый приступ животной паники прошел, я почувствовал, что в каком-то смысле не являюсь полным. Чего-то во мне не хватало. Но угрозы я не чувствовал. В уме промелькнула мысль о том, что все это — сон, который я вижу, заснув на скамейке в сквере на главной площади Оахаки рядом с доном Хуаном, где я на самом деле нахожусь и где через некоторое время и проснусь.
Молодая женщина помогла мне подняться и отвела в ванную комнату. Ванна была наполнена водой. Тут я обнаружил, что на мне нет одежды — я был совершенно гол. Она осторожно помогла мне забраться в ванну и стояла рядом, поддерживая голову, пока я там плавал.
Через некоторое время она помогла мне выбраться из ванны. Я был слаб и чувствовал себя разбитым. Я лег на диван в жилой комнате. Женщина подошла ко мне. Она была совсем близко, мне было слышно, как бьется ее сердце, как кровь течет в ее теле. Глаза ее излучали нечто, бывшее не светом и не теплом, но чем-то странно промежуточным, сочетавшим в себе свойства того и другого. Я знал, что вижу жизненную силу, исходящую от ее тела сквозь глаза. Все ее тело было как топка — оно светилось.
Все мое существо пронзила странная дрожь, словно нервы мои были обнажены, и кто-то дергал за них. Ощущение было подобно агонии. Потом я то ли упал в обморок, то ли уснул.
Проснулся я оттого, что кто-то прикладывал смоченное водой полотенце к моему лицу, затылку и шее. Я лежал на кровати. Молодая женщина сидела в изголовье, рядом стоял столик, на нем — миска с водой. В ногах кровати стоял дон Хуан с моей одеждой, перекинутой через руку.
Я полностью проснулся и сел. Я был накрыт одеялом.
— Ну что, путешественник? — с улыбкой спросил дон Хуан. — Теперь ты уже собрался воедино?
Это было все, что я помнил. Рассказывая этот эпизод дону Хуану, я вспомнил еще один фрагмент. Дон Хуан смеялся надо мной и дразнил по поводу того, что обнаружил меня голым в постели незнакомой женщины. Меня это тогда жутко разозлило. Я оделся и в ярости ринулся прочь из дома.
Дон Хуан догнал меня на лужайке перед домом. Совершенно серьезно он заявил, что я снова стал отвратительно тупым самим собой, что своим смущением я собрал себя воедино, и это говорит ему, что моему чувству собственной важности по-прежнему нет предела. Однако вслед за этим он примирительным тоном добавил, что сейчас все это не имеет значения, поскольку мне удалось главное — сдвинуть точку сборки очень глубоко влево и перенестись благодаря этому на огромное расстояние. И это — поистине замечательно.
Он продолжал говорить о чудесах и тайнах, но мне было не до него — я попал под перекрестный огонь испуга и чувства собственной важности. Я почти дымился. Ведь я был уверен, что дон Хуан загипнотизировал меня там, на скамейке, а затем переправил в дом этой женщины, и что вдвоем они проделали со мной что-то ужасное.