Огонь, мерцающий в сосуде

Он завтракал в одиночестве. Кивнул мне и сказал:

– Присоединяйся. Не хотел тебя будить...

Я налила себе кофе, пробормотав:

– Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?

– Ты имеешь в виду боевые ранения? О них я успел забыть. Горничная была слегка шокирована, увидев мою физиономию, а так полный порядок.

– Ты что, бритву дома забыл или решил отпустить бороду? – зачем-то спросила я.

– С чего-то надо начинать новую жизнь, – усмехнулся он. – Мужчина с трехдневной щетиной выглядит сексуально, одна блондинка почти убедила меня в этом.

– Это не та девица, которой ты оставил свою визитку? Или она брюнетка? – «Господи, что я несу?» – в отчаянии подумала я.

– Длительное воздержание не идет мне на пользу, – засмеялся он. – Сегодня всю ночь девки голые снились, не припомню такого со времен прыщавой юности. Мое вчерашнее геройство на тебя впечатления не произвело, придется искать радости на стороне.

– Желаю удачи, – в тот момент мои ночные мытарства показались мне идиотскими, с чего это я решила, что он способен на какие-то чувства... Ничего подобного. Да он просто смеется надо мной. Я всегда была пустым местом им и останусь.

– А тебе что снилось? – веселился он.

– Кошмары.

– Значит, тебе повезло еще меньше. Кстати, у меня есть новости.

Стыдно сказать, но, занятая своими мыслями, о деле, что должно было меня занимать, я почти забыла. Симпатий к Бессонову это обстоятельство не прибавило, взглянув хмуро, я переспросила:

– Новости? Какие?

– Дом, где мы были вчера, принадлежал некой Ядвиге Болеславской. Семь месяцев назад старушка скончалась в возрасте восьмидесяти девяти лет, проведя последнее десятилетие в интернате, нечто среднее между домом престарелых и психушкой. Сегодня утром Сергей навестил место скорби и выяснил: бабка давно съехала с катушек, состояла на учете и не реже двух раз в год оказывалась в стационаре, пока не зависла там с постоянной пропиской. Первое время ее навещала родственница, но потом решила, что в этом нет необходимости: старуха никого не узнавала.

– Она умерла семь месяцев назад? Кому же в этом случае принадлежит дом?

– Как раз сейчас Сергей это и выясняет, но кое-какие догадки имеются.

– Не испытывай моего терпения, – разозлилась я.

– Девичья фамилия Ольги – Болеславская, – сказал Бессонов. – Уверен, она и есть та самая родственница.

– Ольга? – Я растерянно таращилась на него, пытаясь оценить новость. – Она говорила, хозяина дома не могут найти... хозяина, а не хозяйку. И еще что-то о призраках, которые не дают ему покоя... Когда бабка оказалась в психушке? Я имею в виду, постоянное проживание?

– Десять лет назад, в конце апреля. Меньше чем за месяц до похищения.

– Кто жил там в это время? – заволновалась я. Бессонов развел руками.

– Выходит, что никто. Хотя, это еще предстоит проверить.

– Дом не мог пустовать. Каким образом в этом случае газеты за май месяц оказались на чердаке? – Я вскочила, прошлась по комнате, Бессонов наблюдал за мной. Остановившись рядом с креслом, в котором он сидел, я заговорила вновь: – Ты считаешь... – и замолчала.

– Давай повременим с выводами, – пожал он плечами.

Это было легче сказать, чем сделать.

– Когда ты уезжал... ты оставил ей деньги? – задала я вопрос.

– Немного. Чтобы хватило на первое время.

– Достаточно для того, чтобы открыть кафе?

– Вряд ли.

– Она могла откладывать деньги, пока жила с тобой, – скорее для самой себя сказала я, просто думала вслух.

– Вот это маловероятно. Она не привыкла в чем-то себе отказывать, жила на широкую ногу и искренне считала, что так будет всегда. Хотя я предупреждал: мы с ней не из тех, кто живет долго и счастливо и умирает в один день. Я думаю, мой отъезд стал для нее серьезным испытанием, прежде всего потому, что о деньгах она привыкла не беспокоиться.

– Она любила тебя, – сказала я, наверное, излишне резко. Его тон, даже то, как он сидит в кресле с видом барина, здорово задели, точно речь шла не об Ольге, а обо мне. Приступ женской солидарности, именно так он это расценил, судя по усмешке, которая тут же появилась на его физиономии.

– Да, наверное. А я – нет. И компенсировал отсутствие любви банкнотами. Скаредность не в моем характере.

– Она была знакома с Сериковым? – подумав, спросила я.

– Понятия не имею.

– Была ли она знакома с Надеждой, ты тем более не знаешь... Черт, ты выбросил мой мобильный, там номер Наташи, подруги Захаровой... Возможно, она знает... Надо ехать к ней...

– Наберись терпения. Через несколько часов ты получишь ответы на все свои вопросы. – Он взглянул на часы и добавил: – Думаю, часа через три. А пока, будь добра, позавтракай.

Конечно, мне было не до завтрака, но Бессонов настаивал, и, сидя с набитым ртом, я продолжала гадать:

– Допустим, Ольга нуждалась в деньгах...

– Ты что, ее подозреваешь в похищении? – вроде бы удивился он.

– Не знаю, – честно призналась я. – Мне не хотелось бы думать, что она имеет отношение к гибели ребенка... но эти газеты в доме... и ее странные слова о призраках. Надеюсь, это все-таки не она.

– Хочешь, пойдем в кино? – неожиданно предложил Бессонов.

– В кино?