В кабинете Назиров нетерпеливым жестом повесил на вешалку кожаное пальто и подошел к телефону.
Когда туда вошла с бумагами в руках Надежда Николаевна, он докрикивал в телефонную трубку последние слова. Затем бросил трубку и закурил.
На Надежде Николаевне, как всегда, был длинный черный рабочий халат с белоснежным воротником. Голова не покрыта. Рано начавшие седеть волосы скручены на затылке узлом.
— Вы чем-то расстроены сегодня, Азат Хайбуллович? — тихо, с тревогой спросила Надежда Николаевна.
Назиров, сделав вид, что не слышал вопроса, попросил список дефицитных деталей. Надежда Николаевна достала из шкафчика сколотые скрепкой листки и положила перед ним. Назиров перелистал их, быстро пробегая глазами по цифрам. Несмотря на то что была еще только первая половина месяца, цифра, показывающая количество дефицитных деталей, упорно росла день ото дня.
Видя, что с каждым новым перевернутым листком лицо начальника мрачнеет все больше, Надежда Николаевна не сдержалась:
— Если и дальше пойдем такими темпами, опять придется в конце месяца раздавать детали по другим цехам.
Назиров подскочил даже.
— Этого еще не хватало!
В ушах прозвучали недавние слова директора. Тонкими пальцами начальник цеха забарабанил по настольному стеклу.
«Какие нервные пальцы, — подумала Надежда Николаевна. — А ведь он не был таким». Ей стало жаль Назирова.
— Надежда Николаевна, — сказал Назиров, отодвинув подписанные бумаги, — нужно поторапливаться с нашим проектом. Муртазин им, возможно, заинтересуется… В общих чертах я сегодня же попытаюсь доложить ему. Скажите Авану Даутовичу…
Произнося это имя, Назиров вдруг смолк, вспомнив жену Акчурина красавицу Идмас. Мгновенно залившись краской при этом воспоминании, он очень обрадовался, когда зазвонил телефон.
Сделав вид, что ничего не заметила, Надежда Николаевна сняла трубку, послушала и сказала, что директор вызывает начальников цехов на совещание.
— Очень хорошее начало! — обронил Назиров, не столько чтобы поддеть нового директора, сколько скрыть свое смущение и половчее вывернуться из неудобного положения, в которое сам же себя поставил. Надевая кожаное пальто, он вспомнил и добавил: — Да, вот что, Надежда Николаевна, займитесь-ка вы как следует Ахбаром Аухадиевым… Придется его уволить. Заготовьте приказ. — И вышел.
Надежда Николаевна задумалась. В самом деле, что делать с этим Аухадиевым?! Увольнением с завода его не испугаешь. Он прекрасный наладчик. Его завтра же возьмут на другой завод. Оттуда выгонят, поступит на третий, на четвертый. Уволить проще всего. Но разве это метод исправления, таким путем легко можно прийти к обратному результату — совсем погубить человека.
Надежда Николаевна давно знает Ахбара Аухадиева. Они соседи. Кроме старушки матери, у него никого. Ни жены, ни детей. Когда-то был женат, но жена оставила его. Мать его — странная женщина. Если и зайдет когда к Надежде Николаевне, ни о чем не спросит и сама не поделится ничем, замрет молча у дверного косяка. Никак не уговоришь ее даже присесть на минутку. А если начнешь упрашивать понастойчивее, уставится в пол и часто-часто заморгает, беззвучно перебирая запавшими губами: не то благодарит, не то сетует. И тотчас так же молча уйдет.
В молодости ее жестоко бил муж, на старости лет стал бить сын.
Надежда Николаевна догадывалась, каким тяжелым камнем лежит на сердце у старой матери обида, и порой, жалея ее, говорила:
— Маглифа-апа, зачем позволяешь сыну оскорблять твои седины? Напиши жалобу, и его притянут к ответу.
Но бедная мать в ужасе махала руками:
— И-и, что ты, что ты, доченька, мыслимое ли это дело писать жалобу на собственного сына? Коли бьет, значит, знает за что, провинилась, значит… Я уже одной ногой в могиле, а сыночку надо еще жить да жить… — говорила она и неслышными легкими шажками торопливо исчезала.
Надежда Николаевна не раз отчитывала Аухадиева и с глазу на глаз и через завком предупреждала. Но пользы от этого не было никакой. Более того, ее усилия привели к обратному результату: в лице Аухадиева она нажила себе недруга. И тем не менее это из-за нее Назиров тянул с его увольнением.
Позвонив механику, Надежда Николаевна попросила прислать к ней Аухадиева. Вскоре он явился. Обшлага спецовки, отвороты брюк висели лохмами, словно их владельца терзала свора собак. Остановившись в дверях, Аухадиев локтями поддернул спадающие штаны и, глядя вниз, спросил:
— Вызывали?
— Да, Ахбар Валиевич, вызывала, — не отводя строгих глаз, подтвердила Надежда Николаевна. — Почему в нетрезвом виде пришел на работу?
— И всего-то опохмелился немножко… Прошло уже.
— Почему пререкался с мастером?
— А пусть не привязывается…
Нахмурив брови, Надежда Николаевна окинула Аухадиева с ног до головы суровым, непреклонным взглядом и сухо, холодно сказала:
— Мы немало возились с тобой, Ахбар Валиевич. Ты уже не раз давал слово не пить больше. Не хозяин ты, видимо, своему слову. Нельзя тебе доверять… Саботажник ты, вот кто!..