Огонь неугасимый

Гаязов понимал, что этот видавший виды парень бесстыдно лжет, и внутренне содрогался. Ильмурза Уразметов не один год работал на заводе. Какие мысли носил в себе он? Какими желаниями жил? Знал ли что о нем коллектив? И почему никто слова не сказал Ильмурзе, когда отправляли его в деревню? Неужели слава отца и брата глаза всем закрыла?

Гаязов только сейчас понял до конца всю глубину мучительной тревоги, охватившей Сулеймана, — утром, до работы, он заходил в партком. «Старик правильно решил. Одними уговорами Ильмурзу не поставить на путь истинный. Еще шаг — и груз собственных и чужих ошибок, свалившийся на Ильмурзу, неумолимо потащит его в пучину», — размышлял Гаязов.

И, глядя на красивое, смуглое, очень подвижное, как у всех Уразметовых, лицо Ильмурзы, он окончательно понял, что по-хорошему от него ничего не добиться.

— Вот что, Ильмурза, — резко изменил тон Гаязов, и его выпуклые глаза жестко блеснули, — я еще не могу тебе обещать, возьмем ли мы тебя обратно на завод. Тебе придется встать перед рабочими и держать перед ними ответ за свою вину. Ты вернулся… Говоря попросту, ты вернулся как дезертир…

«Отец!..» — подумал побледневший Ильмурза и тихо, но еще довольно твердым голосом спросил:

— Вы хотите устроить надо мною суд?

— А как ты думаешь? Может, нам надобно было встретить тебя с распростертыми объятиями? Сам ведь сказал…

— Почему, Зариф-абы, вы взъелись на меня? — перебил он парторга. — Ну, поругали, это правильно, нужно. Я даю слово с этого часа ничего плохого не делать.

— Это ведь только слова, Ильмурза.

— На этот раз я свое слово сдержу. Увидите.

— И это лишь пустое обещание.

— Значит, вы мне не верите и не дадите работу на заводе, где я проработал более десяти лет?

— Все решит коллектив.

— А кто это — коллектив?

— Люди.

— А что, если я не интересуюсь их мнением?

— Твоя воля, — перебил его Гаязов. — Но, Ильмурза, не советую тебе заноситься. Хочешь знать, так вся твоя надежда в коллективе. Тебе нужно хорошенько повариться в этом котле, тогда, может, отпадет то пакостное, что налипло в твоей душе. А сейчас можешь отправляться домой. И советую тебе — подумай…

И вот Ильмурза, облокотившись обеими руками на кухонный стол, сидит и думает невеселую думу. В городе у него найдутся, пожалуй, приятели, которые помогут ему устроиться куда-нибудь на другой завод… Но ведь Гаязову ничего не стоит и туда сообщить. Или забраться куда-нибудь в глушь, чтобы замести следы?.. В сберкассе у него еще есть немного денег. Выправить новые бумаги, помахать из окна вагона шляпой и — тю-тю, будьте здоровы… Выдумали, чтобы он по своей воле предстал перед судом. Нет, дудки, едва вылез из огня, да в полымя…

Ильмурза уже знал, что такое суд коллектива. На целине товарищи так взгрели одного парня, узнав, что он хочет улизнуть, — только держись. Спасибо!.. Сумев выцарапаться оттуда, уж как-нибудь не подкачает и здесь. Чтобы жар-птица да сама залетела в силок…

Но вдруг его мысли устремились в противоположном направлении, и он даже вздрогнул, поняв, что, сколько бы ни брыкался, все равно ему не миновать товарищеского суда.

— Нуруш! — крикнул Ильмурза, испугавшись собственных мыслей. — Пойди-ка сюда. Ты что нос задрала?

Не успевшая сменить школьную форму Нурия, в коричневом платье с белым воротником и в черном переднике, заложив руки за спину, прислонилась к дверному косяку.

— Что тебе нужно?

— Когда же проведем встречу? — насмешливо улыбнулся Ильмурза.

— Сперва стань настоящим человеком.

— О-о! — протянул Ильмурза. — В какой книге ты это вычитала?

— В той, которой ты не читал.

— Га! — Ильмурза совсем по-отцовски насмешливо скривил рот. — Разве твой брат еще недостаточно герой? Ладно, возьми свои сорок три рубля. Спасибо… — Он бросил на стол пятидесятирублевку и прижал ее солонкой, чтоб не слетела.

7

Едва Гаязов переступил порог механического цеха, где все находилось в стремительном движении, мысли, на которых он был сосредоточен, точно ветром сдуло и он сам стал как бы частицей этого стремительного делового водоворота.

Перестройка механического цеха по проекту Назирова шла полным ходом. Те же солнечные большие окна, то же вытянутое здание, по-прежнему, прижавшись к потолку, с грохотом двигался мостовой кран, управляемый Майей Жаворонковой. Но давно привычные линии станков изменились. Словно кто нарочно, чтобы запутать его, перетасовал все станки. Рабочие из знакомых парторгу углов перекочевали в новые. Гаязов хотел увидеть Сидорина, но и его станка не оказалось на старом месте.

В то же время производственный пульс цеха не ослабевал. Кроме нескольких станков, которые передвигали в этот момент, остальные работали с полной нагрузкой. Наконец Гаязов приметил в этом хаосе длинную, чуть сутулую фигуру Авана Акчурина с блокнотом в руках, окруженного группой мастеров, и с ними Надежду Николаевну. Подвигаясь от станка к станку, они что-то записывали, обменивались замечаниями и шли дальше.