Огонь неугасимый

— Ну и что? Чудаки вы, — покачал Иван головой. — Конечно, я не полезу на завод через забор, но ты что — думаешь, насовсем отобрали?

— Все, все! — встал Костя. — Я тебя понял. Будет, как штык! Побежал я. Там у нас тоже ЧП. А спички держи, я разживусь.

«Толковый парнишка, — посмотрел Иван вслед шустрому Косте. — И сориентировался правильно. Немного перестраховался, но с кем не бывает. Только… не обманул ли я его? Конечно, через забор — это так, но пропуск мне могут вернуть не скоро. — И утешил себя: — Ничего, мы еще молодые, потерпим».

А на душе стало светлее. Оно так — род вполне заслуженный, и не дым штабелировали Стрельцовы на заводе, но теперь каждому понятно: лучше, если свои заслуги подсчитываешь, без довесков, оставшихся от знатных отцов. Знатные отцы и без того давят на потомков своей знатностью. Не по злобе, из добрых побуждений. Как вон на Егора Тушкова. Но, что сказано, то сказано. И все же: как могло получиться, что он — в самом деле опытный сварщик — сварганил трубопровод из гнилых труб? Теперь можно говорить, что угодно, а если начистоту, была самая настоящая оплошность. Все же плавала пленочка в сварочной ванне, плавала все же. И не о знатных предках теперь вспоминать, а о той самой пленочке подумать. Почему не обратил внимания? Почему не придал значения? Да пусть хоть сто раз хорошие трубы снаружи, если в сварочной ванночке видна такая пленочка, ты, сварщик, обязан насторожиться. Обязан! А она была, была! Расплавленная ржавчина. Лоскуток одеялочка поверх чистого металла. Ах, в голову не пришло? Плохо, что не пришло. И если вполне по-гамбургски, вина твоя, сварщик, полная и без всяких скидок на погодные условия.

Но странно, как-то не ложились на душу эти очень важные сейчас мысли. Оттесняло их что-то, будто ненужные. Опять, так и не оформившись более или менее логично, мелькали обрывки даже не мыслей, а настроения, тех самых эмоций, которые директор категорически отмел. Он-то отмел, и это понятно. Директор не может руководствоваться эмоциями ни в большом, ни в малом. Но так ли они никчемны — вообще эмоции? Костя, как видно, так не считает. Да и Терехов тоже. И дело, если разобраться, не в возрасте человека, а в его мировоззрении. Одни признают лишь рубли, тонны, километры, то есть реальные ценности и объективные критерии, другие готовы учесть настроение, душевную готовность, просто согласие человека и к частному делу, и к жизни вообще, и к интересам общества. Всего лишь готовность, а не претворение оной в километрах и тоннах. Для чего это и кому нужно, коль не измеряется вообще никакими единицами? Но вот — наверно, нужно, коль держится в человеческой душе. Вдруг услышал деланно радостный возглас:

— У-у-у, кого я вижу! Ванек?

Никанор. Чему обрадовался? И что это он — обниматься надумал? Нет, обниматься не полез. Сел рядом, похлопал по плечу, сочувственно изрек:

— Ну, с кем не бывает, Ва-ань! Лошадь на четырех и то спотыкается. Говорят, сороконожка и то…

— Чего не на работе? — сухо спросил Стрельцов. — Ты же всегда в первую.

— Да видишь, дела тут, — кивнул в сторону административного корпуса. — Вызвали… понимаешь. А ты что — свидание кому тут назначил? Ну, ну и пошутить нельзя. Хочешь? — предложил, открыв баночку с леденцами. — Курить бросил, заедаю энтой сластью.

— Я-то не бросил, — отстранил Иван баночку с леденцами. — А кто это тебе такой совет дал?

— Добрые люди, — оживился Никанор. — Говорят: молодая жена не любит, если у мужа изо рта пахнет таким-сяким.

— Жениться собрался, что ль?

— Ну а чо ж мне — ждать, пока вовсе нигде ни одной волосины не останется? Да и девчонка подвернулась славненькая. А чо? В быстром поезде, в мягком вагоне…

Иван знал, если Никанор сбивается на блатные присказки, нехорошее у него на уме.

— У меня есть парочка вопросов к тебе, Ванек, — посерьезнел Никанор. — Ты только… ну, как это — по-товарищески давай. Я тебе не враг, хотя и в закадычных у тебя не числюсь. Девчонку мою Зойкой зовут.

— Ну и что?

— Не понял? — сверкнул Никанор золотой фиксой. — А то, Ваня, что твою теперь тоже… что она у нас на двоих. Так вот! Погоди! — с какой-то отчаянной решимостью вскинул он руку. — Одно дело в парке гулять, это никому ни с кем не запрещается, а другое, как вот я, жениться. Давай так: кто у кого поперек пути стоит? Давай?

— Не-к, — возразил Иван. — Сначала, если хочешь, давай так: что у вас с Мошкарой и Серегой Ефимовым?

— При чем тут рыбьи ноги? — насторожился Никанор. — Я тебе про лепешки, а ты мне… про что?

— Я тебе про то самое, — пристально глядя в глаза Никанора, произнес Иван. — Насчет женитьбы без меня сообразишь, а вот насчет Сереги — это давай потолкуем. Ну, так что там у вас?