Огонь под пеплом

Филипп еще слишком молод, только жизненный опыт учит стискивать зубы, чтобы мысли не сорвались с языка. Такие, как он, додумавшись до чего-нибудь, тотчас мнят себя мудрецами и рвутся поучать других, вместо того чтобы сказать себе: я знаю, что ничего не знаю. Рассеянно слушая вигелевскую болтовню, Александр Михайлович размышлял о другом. Ежегодное увеличение налогов, убытки от запрещения на торговлю с Англией в угоду Бонапарту, обесценение ассигнаций — всё это вызывало недовольство, но ведь не мог же государь об этом не знать? В гостиных ходят слухи о заговоре; утверждают, что император сидит в Петергофе, опасаясь быть свергнутым в городе. Искрицкий знал наверное, что государя задержала в Петергофе дорожная неприятность, из-за которой он повредил себе ногу, — можно ли после этого верить всему, что говорится в свете? Салонные революционеры составляли проекты переворота (поднять сто тысяч человек и разместить их по полкам, арестовать канцлера Румянцева, статс-секретаря Сперанского и адмирала Чичагова, тяготеющих к Франции, сделать вдовствующую императрицу регентшей при десятилетнем великом князе Николае или провозгласить императрицей великую княгиню Екатерину) и даже расписывали по пунктам будущую внешнюю политику: оставить в Валахии генерала Милорадовича для сдерживания турок, а остальную Дунайскую армию, вверив ее князю Багратиону, перебросить в Галицию и на западную границу, помириться с Англией, готовиться к войне с Францией… Стратеги! Пустая бочка громче гремит…

* * *

От резкого холодного ветра немело лицо. Взобравшись в седло, барон Георг Карл фон Дёбельн проскакал мимо выстроившихся перед ним солдат — новобранцев в мундирах с иголочки, сверкавших желтыми пластронами и белой портупеей, шведских ветеранов в грязной одежде с пятнами крови и финнов в лохмотьях и опорках. Остановившись в центре, он обнажил голову, оставшись с черной повязкой на лбу (она закрывала след от пули, изуродовавшей его двадцать лет назад).

— Солдаты! — воскликнул он и почувствовал, как горло стиснуло от волнения. — Солдаты! Весть о мире — без сомнения, радостная, ибо она полагает конец всем бедствиям опустошительной войны, начатой вследствие политической ошибки и совершенно изнурившей за два года силы нашего отечества.

Генерал помолчал, переводя дыхание.

— Но Швеция теряет Финляндию, третью часть своих владений. Она лишается гордого финского народа — вернейшей опоры своей; отечество удручено горем и сожалением о невосполнимой утрате. Премудрость Всевышнего решила судьбу нашу. Примем же чашу сию терпеливо и безропотно.

Видно было, как у продрогших людей стучали зубы; ветер выдавливал слезы из-под покрасневших век и теребил лоскуты изодранной одежды.

— Воины, товарищи, братья! Ваши подвиги велики и им соразмерна благодарность, мною вам изъявляемая. Гордитесь тем, что вы видели сии остатки финского воинства. — Дёбельн вскинул правую руку в их сторону. — Помните и уважайте их! Смотрите на их изнуренные тела и бледные лица; читайте на них доказательства усердных, хотя и бесплодных, подвигов. Финны! Возвратившись в свои дома, передайте благодарность Швеции вашему народу. Вы идете в путь с истерзанною одеждою, изувеченными и простреленными членами, но носите на себе явные украшения доблестных воинов. Врагами шведской земли вы никогда не можете сделаться, в том я убежден, но пребудьте всегда ее друзьями.

Барон вновь почувствовал спазм в горле. Эта речь давалась ему нелегко.

— Если могущество русского правительства воспрепятствует исполнению ваших желаний и воли, изливайте на прежнюю отчизну безмолвные благословения! — продолжил он. — Напоминайте о ней детям вашим. Из рода в род мы будем благословлять и почитать вас. Об одном прошу: когда вы будете приближаться к местам, где мы побеждали врагов, и увидите насыпи, покрывающие тела павших товарищей наших, почтите прах их дружеским вздохом. Они умерли героями и над могилой их носится слава. Время всё изменяет, с ним всё забывается, но союз воинский, связанный боями, опасностями, кровью и смертью, не разрушается никогда. Братство воинов длится всю жизнь, и благодарность, которую я изъявил вам и опять изъявляю, находится в глубине сердец наших.

По холодным щекам Дёбельна потекли горячие струйки.

— Если бы речь моя могла сопровождаться кровавыми слезами, они полились бы теперь из глаз моих! — выкрикнул он.

Солдаты брали на караул, когда он медленно проезжал мимо, держа в поднятой правой руке свою двууголку.

9

— Vive l’empereur!