Огонь с юга

С давних пор, но не в последнее время. Эти кусты карнелилки растут здесь вот уже несколько лет. Птичника также не видно, ни уток, ни гусей, готовых поднять шум, если кто чужой подойдет слишком близко — обычная защита в деревнях.

За убогим укрытием увядшего душистого куста он присел на корточки, чтобы заглянуть в ветхие расколотые ставни, криво повисшие на прогнувшихся петлях. С того места, где он сидел, он ясно видел груду одеял, брошенную как попало на узкую кровать. Одежда в таком же беспорядке валялась на полу вместе с единственным накрытым крышкой горшком, а также полуразмотанным отрезом грубого хлопка, в какой любой островитянин Дэйш собирает нехитрые пожитки для недолгого путешествия.

Кто здесь останавливается? Кто-нибудь, не желающий жить в такой уединенной хижине в настоящее время, но все еще пользующийся плодородным садовым участком, пока его не отнял лес. Но где же сейчас этот усердный труженик? Собирает что-нибудь или занят каким-нибудь тайным делом?

Кейда подкрался ближе, по коже меж лопаток пробежали мурашки: а вдруг неведомый садовник сейчас вернется? С внезапной решимостью он убрал в ножны меч Телуйета, рукоять при этом щелкнула. Подтянувшись на низком подоконнике, Кейда схватил верхнее одеяло и кожаный ремень, завитком лежавший на полу. Увидев запятнанную потом рубаху, Кейда немедля натянул ее через голову, брезгливо морщась, меж тем как его руки упорно искали рукава. Ее шили на более высокого и полного человека, но она хотя бы поможет скрыть от небрежного взгляда его драные штаны.

Если явиться на торговый берег с голой грудью, это привлечет слишком много внимания, а, думается, нынче утром его нам хватило с избытком. Так, что тут есть еще, чтобы придать путнику более убедительный вид? Ты не можешь позволить себе привередничать, не теперь.

Кейда встал на колени и быстро свернул в трубку одеяло, затем туго стянул ремнем. В желудке урчало ужасающе громко в тихом полумраке заброшенного жилища. Кейда снял крышку с горшка. Внутри оказалась холодная и липкая похлебка из соллера, зерно которого смешали с раздавленными семенами тандры, стручками перца и солью, чтобы дольше не портилось. Сверху были набросаны корочки плодов лиллы. После недолгого колебания Кейда выудил корочки и соскреб со дна горшка все остатки, холодные и склизкие, выплюнув куски мякоти лиллы и подавившись этой скромной пищей после нескольких первых жадных глотков.

Вот до чего дошло, ты ешь то, чем живет один из низших островитян. Это сделано с разумным намерением или в безумии? Не знаю. Все, что я знаю сейчас, это что в пище для меня больше толку, чем в гордости.

Затем он увидел нож, которым резали плоды. Не ахти какой нож, короткая полоса неумело заточенной стали, запятнанная соком и тронутая ржавчиной. Деревянная ручка треснула, видать, отсырела когда-то, а потом ее положили сушиться, не смазав. Кейда переместился на пятки, держа руку на рукояти меча Телуйета, а другую на своем кинжале. Оба клинка выдают его как человека из некоего большого дома. Этот нож отметит своего владельца как нижайшего из низших. Все и каждый презирают человека, который достиг возраста благоразумия и не зовет своим порядочный кинжал, полученный от отца, которому так и не удалось достаточно наторговать, заработать ремеслом или усердно послужить, чтобы наделить своего сына таким подарком.

Лучше казаться нижайшим из низших, чем беглым рабом, сейчас-то уж точно.

Кейда вскочил на кровать. И оказался достаточно высоко, чтобы достать до грубо вырубленных стропил. Он бережно засунул меч Телуйета в плотно связанные пальмовые листья, повертев его из стороны в сторону, пока тот не лег ровно, спрятанный в крыше. Пристроив там же и кинжал, Кейда спрыгнул на пол, подхватил одеяло, пихнул самодельный ножик в ножны на поясе и выбежал через открытую дверь.