Огонь с юга

Хороший вопрос для спора о нравственности важного господина с его собратьями-правителями, когда они, насытившись, ставят перед собой сласти и откидываются на шелковых подушках. Хуже быть вынужденным обокрасть островитянина, у которого нет ничего ценного, прежде всего, или принять милостыню от какого-нибудь добросердечного моряка, который сжалится над бродягой, не имеющим друзей и дошедшим до полной нужды?

Осознание, насколько он одинок, пробежало по его хребту, словно струйки холодной воды. Он глубоко вздохнул.

— Спасибо.

— Вот. — Кто-то бросил ему обрывок мешковины. — Их обильно трут песком, а не то нам придется через денек-другой пить зеленую слизь.

Кейда наклонился, чтобы дотянуться до днища одной из широких бочек, и ненароком стукнулся головами с еще одним гребцом.

— Прости.

— Скреби как можно сильнее. — Гребец крякнул от усилия, забрасывая горсть грубого песка в бочку. Кейда постарался работать так же, как он. Работа была невероятно тяжелой, приходилось, сложившись вдвое, двигать рукой на всю длину, а тут еще обод бочки впивается в подреберье. Дыхание его отражалось от деревянных стенок, а человек, работавший с ним, пах не слишком свежо.

Вероятно, он думает, что ты достаточно воняешь, чтобы распугать рыбу. И нигде не найдешь Телуйета наготове с горячей водой, ароматным мылом и мягкими душистыми полотенцами. Лучшее, на что можно надеяться, это помыться в море и натереться песком. Да будет так. Если уж я сделался нищим, я все же могу заботиться о чистоте.

— Так сойдет. — Гребец встал и шумно выдохнул. — Теперь ополоснем ее и наполним.

— Ага. — Кейда перевернул бочку и пихнул в сторону слабого ручейка, сбегающего по крошащейся скале.

— Наполнить надо, пока еще не слишком высохли, — крикнул старшина. — Если хоть одна доска треснет, я вас ею отлуплю.

В заводи у основания каменной кручи скопилось совсем мало воды, так что споласкивание бочек, освобожденных от песка, оказалось сложным и утомительным делом. Впрочем, вода не теряла прохлады, хотя солнце и стояло над самой головой. Кейду поразило, когда он понял, что уже почти полдень.

— Это последняя, верно? — Старшина гребцов появился вновь, когда последнюю бочку надежно закрыли крышкой. Он вручил Кейде неровный ломоть ломкого соллерного хлеба с копченой медузой. — Отлично, ребятки, погрузим это на борт — и можно в путь. — Гребцы без единого слова покинули Кейду у крохотной лужицы, никто даже не оглянулся на него.

Никому не нужна твоя помощь, чтобы вернуть бочки на судно, пусть даже они теперь тяжелее и с ними сложнее управиться. Никто не хочет возбудить в тебе надежду, что тебе могут позволить остаться на их галере. У них был выбор, они его сделали. А каков твой выбор? Для начала — нечего стоять здесь с видом брошенного пса. Уж на это-то у тебя должно хватить гордости.

Жуя хлеб с острой медузой, Кейда зашагал по песку к месту для привалов меж тенистыми деревьями. Люди, развалившиеся вокруг кострищ, усеянных остывшим пеплом, бросили на него взгляд-другой, не враждебно, не приветливо, едва ли с любопытством.

В конце концов, все они и прежде видали нищих, промышляющих на торговых пляжах, тех, что не связаны присягой ни с одним владением, не зовут ни один остров домом, ни в одной деревне не найдут кров и пищу.