Огонь (СИ)

Слабость нарастала стремительно. Горло дико жгло, точно туда затолкали раскалённую спицу. Я схватилась рукой за шею, но дракон убрал мою руку. Лицо Рида вдруг изменилось. Дракон испугался.

— Демирры! Ева!

— Что?

— Ты вдохнула зеркальную пыль!

Ливень из магических осколков сыпался и сыпался с оглушительным звоном на каменный пол. Тарийский исчез. Остались только каменные стены, почерневшие и оплавившиеся от огня, и лужи воды вокруг. Становилось всё жарче. Меня уже порядком тошнило. Голова сильно кружилась, хотелось пить. Я застонала от мучительной разливающейся боли в груди.

— Мне плохо...

— Потерпи, Ева, — успокаивал Рид. — Скоро я помогу.

Как только всё стихло, Ридерик вынес меня в библиотеку и положил на диван. Поверхность мягко покачивалась, предлагая уснуть и забыться. По телу вместо крови уже давно текла ядовитая лава, вызывая дикую жажду.

— Что с ней?

Я услышала знакомый голос, только не смогла понять, кому он принадлежит. А вот Ридерика узнала.

— Осколки Тарийского. Вдохнула зеркальную пыль.

— Плохо, — мягко ответил незнакомец. — Она не проживёт и двух часов, если ты не предпримешь меры.

Влажная прохладная рука коснулась лба, вызвав у меня жалобный стон. Хотелось пить. Воды мне дали, и много, но от неё не было толку. В горле сыпалась песком пустыня. В теле горел пожар. В голове разливались странная лёгкость и нежелание думать.

— Сгорит. Она просто сгорит.

— Артефакт разбит, — бархатный голос Рида ласкал мой слух. — Мне нужно время.

— Я побуду с ней. Посмотри на меня, Ева.

Мягкий приказ, проникающий в сердце, заставил открыть глаза и провалиться в синее море.

— О, девочка! — тихо рассмеялось море. — Зачем ты пробовала настойку из моего флакона? Она не предназначалась тебе.

— Дракхи! — рыкнул Ридерик. — Я предполагал, что она под воздействием!

— О нет! Действие капель давно закончилось. Просто запах магии остался в крови. Чудесная, такая чудесная девочка. Не дай ей погибнуть, дракон.

***

Альросский смотрел на любимую. Всё ещё без сознания. Сжалось сердце, заставляя спешить. Дракон вернулся в зал, где остался кубок Сирисского. Осколки зеркала уже растаяли, и каменные массивные плиты впитали сожжённую чёрную воду. В этом замке навсегда сохранятся влажные, еле видимые следы.

Ридерик вызвал метель, поднимая стихией все расколотые части кубка, не упуская ни малейшей частички. Прозрачный влажный бисер из замерзающих капель воды стекался в единую форму, восстанавливая магический артефакт. Капля к капле, снежинка к снежинке, сливаясь, формируя острые грани, медленно превращаясь в лёд.

Там, на пляже, после драки с Тарийским, Ридерик твёрдо знал, что вернётся в замок за любимой. Минутное помешательство и ревность уступили место... услужливой памяти. Дракон до конца осознал доверие и любовь.

Кто в тот день знакомства с иномирянкой мог знать, что всё сложится именно так? Что ледяной эгоизм и равнодушие будут растоплены достоинством и самоотверженностью девушки, решившей от него сбежать? Сейчас колдун как никогда понимал затворничество Сирисского. В далёком прошлом тот потерял любимую, а потом превратился в отшельника. Вальд стал сильным драконом — он сумел полюбить.

Отчасти Ридерик понимал и желание Вальда спасти гибнущий от пламени мир. Драконы могли обособиться на меньшей территории, отыскать выход из создавшейся ситуации, но Каменный решил спасти людей, отдавая дань памяти женщине, сгинувшей в безвременье из-за случайно разбитого артефакта.

Такова уж особенность стихийных зеркал — при разрушении проливаться грозным опасным дождём. Поэтому защиту врат люди прозвали «чёрной». Люди слишком хрупки, они гибнут мгновенно.

Мысль о том, что благородные помыслы Вальда и его собственная покладистость довели Еву до такого состояния, вызвала горечь. Каменный заставил её пройти через пламя и лёд. Ледяной не прекратил вовремя опасную для его Снежинки игру. И пусть Сирисский неоднократно помогал Еве, о чём поведал, как только очнулся, а Ридерик сумел пробраться в замок, минуя магическую защиту Огненного, ответственность за произошедшее Ледяной дракон возлагал исключительно на себя.

Он прекрасно знал, каков Дамиан. Искренне желал, чтобы Тарийской погиб. Пусть дракона уничтожит его собственная стихия. Уничтожит, а затем исчерпает себя и сгинет следом за Огненным. У стихии нет разума, нет милосердия, нет чувств. Поделом жестокому самоуверенному игроку.

Ледяной дракон держал в вытянутой руке артефакт Каменного. Кубок чистого льда играл на свету тонкими прозрачными гранями. Время пришло.

Ридерик вернулся в библиотеку. Сердце пропустило удар. Ева металась в бреду, ругалась, плакала, о чём-то просила. Тайное стало явным и причиняло сильную боль не только девушке, но и ему. Боль и чувство вины. Как же сильно она устала, находясь вблизи Дамиана.

Надрез на запястье — и несколько капель крови дракона смешались с хрустальной водой, насыщая её силой и долголетием.

— Надеюсь, она любит тебя, Ридерик, — усмехнулся Лидосский.

— Лучше заткнись, — тихо произнёс Ледяной.