Огонь сильнее мрака (СИ)

– Меньше всего, – терпеливо сказал он, – мы опасаемся, что вы отнимете наш хлеб. Просто… ваша помощь – она не нужна.

Стало тихо. Слышался только скрип плаща Иматеги, да тикали карманные часы где-то в недрах одежды на вешалке – наверное, Джил с собой носила.

– Ну, как скажете, – разочарованно сказал доктор.

– Ступайте домой, – дружелюбно сказала Джил. – Ни о чем не беспокойтесь. Через пару дней придем и отчитаемся.

Иматега посопел.

– Точно? – спросил он жалобно.

– Точно, – сказала Джил.

Доктор потоптался, оставляя на полу маленькие лужицы.

– А то смотрите, – протянул он. – У меня ведь и связи есть университетские, и родственники, гм… достаточно влиятельные. Вот, к примеру, троюродный брат, от тетки по материнской линии… Майтон фамилия его, Линн Майтон – не слыхали?.. Нет?.. Он в муниципалитете служит, заведует департаментом очистных сооружений. В случае затруднений – ну, знаете, с властями – мог бы посодействовать. И еще…

– Если что, – серьезно произнесла Джил, – мы к вам обратимся. Честно.

Иматега покивал и шмыгнул носом. Джон уставился в пол.

– Пойду, пожалуй, – сказал тихонько доктор. Джон шагнул вперед и распахнул перед ним дверь.

– Вы все-таки не забывайте, – просительно сказал Иматега.

– Не забудем, – заверил Репейник.

Доктор запахнул плащ, обдав Джона веером брызг, извинился и стал спускаться по лестнице. Джон провожал взглядом сгорбленную спину, пока Иматега не скрылся в пролете. Потом сыщик захлопнул дверь, привалился к ней спиной и длинно выдохнул. Джил хмыкнула и вновь принялась заплетать волосы.

– Каков, а, – сказал Джон в пространство.

Джил заплела косу, порылась в кармане своего редингота, висевшего на рогатой вешалке, и достала часы.

– Пять-двадцать, – сообщила она. – Пора бы.

– Десять минут ждём – и едем, – вяло кивнул Джон. После разговора с Иматегой он чувствовал себя так, словно весь день ходил по рынку, но ничего не купил.

– Чего ждём?

– Он, может быть, еще здесь где-то, неподалеку, – объяснил Джон. – Кэб ловит. Или просто… стоит.

Джил усмехнулась.

– Романтик наш доктор, оказывается, – сказала она.

Джон покачал головой и вытащил портсигар.

– Дурак, – возразил он. – Просто дурак.

– А это не одно и то же?

– Нет, – буркнул Джон, закуривая.

***

На чердаке пахло старыми тряпками, гуталином и плесенью. Над головой нависали просмоленные стропила, повсюду громоздился хлам: ветхая мебель, детские коляски, прогнившая от времени конская упряжь, вёдра, кирпичи, мешки с окаменевшим цементом, сырые поленья. На стене уныло блестело древнее зеркало с запаршивевшей амальгамой. Отдельной кучей лежали тростниковые циновки; Джон, чихая от пыли, вытащил несколько и бросил на пол напротив слухового окна. Получилось подобие высокого матраса, сверху постелили принесенную дерюжку, и сыщики расположились на своем импровизированном наблюдательном посту с удобством восточных правителей. С чердака замечательно просматривался подъезд, где жил Кайдоргоф, и, что еще лучше – окна его квартиры. Сейчас, однако, в окнах стояла мутная темнота: ни лампы, ни свечи, ни уголька от трубки. Если хозяин и был дома, определить это не представлялось возможным.

Сгущались фиолетовые сумерки, вот-вот должны были зажечься фонари, а при фонарях уж точно ничего не разглядишь – засветка. Несмотря на это, Репейник, прижав к переносице бинокль, до рези в глазах вглядывался в темные прямоугольники окон. Он лежал на животе, опираясь на локти, а рядом в той же позе замерла Джил – тихая, молчаливая. Она глядела вниз, на улицу и на дверь подъезда. Было около семи вечера – торопливое время, когда тротуары полны спешащими со службы клерками, а мостовую нельзя перейти без того, чтобы на тебя не прикрикнул кучер мчащегося кэба или не гуднул клаксоном водитель мобиля. Шум с улицы проникал на чердак слабым, разбавленным: высоко, да и окна заделаны наглухо. Здесь было почти уютно, только холодно. В дальнем углу порой шуршала мышь.

– Видел что-нибудь?

– Не-а.

– Меняемся?

– Держи…