Голова кружилась, как с тяжкого перепоя – до тошноты. Раньше Джон не замечал этого, слишком быстро всё происходило, да и не до того было: все три раза, когда он телепортировался, душевные переживания оказывались куда сильней ощущений телесных. Куда занесет? Останусь ли жив? Удастся ли уйти от погони? Не снесёт ли голову капризная, текучая сфера перемещения? Теперь было всё равно, и на первом плане оказалось то, что чувствовал избитый, измученный магией организм. Джон, схватившись за виски, жмурил глаза и стискивал челюсти, пока мир не перестал вертеться, а желудок не оставил попытки свернуться клубком. Едва стало полегче, Репейник, шипя сквозь зубы от боли в боках, поднялся на четвереньки и осмотрелся.
Вокруг было темно и холодно.
Очень темно и очень холодно.
Хонна лежал, не шевелясь. Джон встал и, спотыкаясь, отошел от него на несколько шагов. Воздух обжигал лёгкие, Джона разобрал жуткий кашель, он долго перхал, высунув ватный язык и сплёвывая насухую. От кашля ещё сильней разболелись бока; Джон стоял, согнувшись, зажимая ладонью рот и тихонько дыша носом, пока не отпустило. Хонна за всё это время не шелохнулся. Джон перевел дух и пригляделся к нему. Великий Моллюск лежал на боку, спиной к сыщику, неподвижный, как набитый тряпьём мешок. Репейник ждал, что поверженный бог зашевелится, но ничего не происходило. Тогда Джон пересилил себя, подошел и склонился над Хонной. Стояла тьма, но Джон заметил, что под телом Фернакля песок из серого стал черным. И еще – запах. Холодный воздух явственно, хоть и слабо, пахнул чем-то горьким и пряным, как кора, содранная с молодого дерева... Внезапно Великий Моллюск издал странный звук, нечто среднее между стоном и шипением, и медленно перевалился на спину. Он протянул руку, коснулся ладони Джона.
Водопад мыслей был намного слабей, чем прежде. Джон нагнулся ниже, и Хонна, неловко дёрнувшись, выпростал из-под тела короткий обрубок. Сфера перемещения отрезала ему руку по локоть. Когда Джон задействовал телепорт, они с Хонной оказались внутри сферы, а правая рука Хонны, превращенная в щупальце – снаружи, вместе с Джил. Кровь текла по обрубку, и казалось, что она светлей, чем песок под ногами; но, достигнув земли, кровь становилась тёмной, как чернила. Джон расстегнул пряжку, снял ремень и затянул его на обрубке. Хонна зарокотал, выгнулся дугой, но тут же обмяк, затих – только царапал песок пальцами левой, уцелевшей руки. Джон хотел было завязать импровизированный жгут узлом, но, стоило чуть ослабить хватку, как Хонна начинал хрипеть и биться, а кровь бежала с прежней силой. После нескольких попыток Джон понял: единственное, что остается – сидеть рядом и держать ремень затянутым.
Он опустился на мокрый песок, намотал хвост ремня на кулак и прижал кулак коленом. «Зачем я всё это делаю?» – подумал он, но мысль осталась без ответа. Джон был в Разрыве, в краю, откуда нет дороги, и рядом лежал умирающий бог. Можно было делать всё, что угодно, потому что здесь ни одно действие не имело смысла. Об этом месте никто не знал, отсюда нельзя было выбраться, сюда нельзя было прийти. Верней, можно, но лишь двумя способами: либо умерев, либо так, как это сделал теперь Джон. Спасения ждать было неоткуда.
Хонна перестал скрести песок и задышал ровней. Вдруг он произнес:
– Я… знаю, где мы.
Джон ничего не ответил. Хонна помолчал немного, потом спросил:
– Зачем?
Джон подумал.
– Так будет лучше,– сказал он.
Хонна слабо повел здоровой рукой.
– Теперь уже всё равно, – сказал он. – Я умру... Вы умрёте... Вы уж скажите все-таки, господин Джонован… зачем вам понадобилось нас убивать. Хоть как-то скрасим… последние часы.
Джон вздохнул.
– Вы ведь могли сбежать… куда угодно, – продолжал Хонна. – У вас был телепорт. Был, верно, и маяк. Куда-нибудь в нормальное… обычное место. Прыгнули бы вместе со мной. Руку я точно так же потерял бы… Гнаться за вами – никак. Девушка спасена, вы спасены. Да и у меня… шанс выжить… появился бы.
Джон хмыкнул. Маяк – кусок бетона – до сих пор царапал бок через ткань карманной подкладки. Теперь маяк стал абсолютно бесполезен. Хонна повернул голову, будто мог что-то видеть – фальшивыми глазами сквозь фальшивые стекла очков.
– Так надёжнее, – ответил Репейник. – Простите.
У него затекла кисть, в которой был зажат конец ремня. Джон переложил ремень в свободную руку и прижал сильней. Хонна тихо, сквозь нос, застонал.
– А вдруг вы бы нас принялись искать? – спросил Джон. – А вдруг, если вам отрезать руку, это вас только разозлит? Я видел, как по вам стреляли из жезлов.
– Я был в другом теле, – выдохнул Хонна. – В прекрасном… теле Моллюска. В этом, стариковском… могу только умереть.
– А если сейчас превратитесь в Моллюска?
Хонна издал смешок.
– Превращение-то меня и убьет… господин Джонован.
Джон покачал головой.