Огонь сильнее мрака (СИ)

"Пойло" было, пожалуй, самым грязным и неприметным баром Дуббинга. Когда-то в узкие окошки, сделанные на уровне тротуара, днём проникал с улицы какой-никакой свет, а ночью из окошек лился свет уже на улицу – правда, в гораздо меньших количествах. Но копоть на стёклах, ни разу не мытых за два десятка лет, сделала своё дело, и теперь в баре стоял вечный сумрак. На полу валялись сбившиеся в серые комья опилки; пара газовых рожков под низким потолком проигрывала – и никак не могла проиграть – битву с темнотой. Полки за стойкой висели необычно низко, чтобы Морли, бармен-инвалид, по совместительству хозяин "Пойла", мог легко дотянуться до бутылок. Морли шустро разъезжал в кресле-каталке вдоль стойки, исключительно ловко управлялся с кружками и стаканами, так что, если бы не скрип колёс, многие из посетителей и не заметили бы его изъяна. К тому же, у Морли имелся главный (после умения разбавлять пиво) для бармена талант: он умел слушать. Понурившиеся над кружкой страдальцы могли часами изливать ему свои беды, и Морли, не перебивая, внимал им, кивал и хмыкал в нужных местах, вставлял пару слов, когда без этого нельзя было обойтись, и сочувственно покачивал головой, если рассказ приобретал особенно драматический оборот. Неудивительно, что инвалид получал от клиентов хорошие чаевые, а народ валил в "Пойло" не столько чтобы выпить, сколько чтобы выговориться. Неудивительно было и то, что Морли знал очень много тайн и секретов: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Бармен прекрасно умел хранить тайны. Ведь секрет, который перестал таковым быть, уже никому не продашь.

Джон облокотился на дубовую стойку, предусмотрительно выбрав место, где по меньшей мере час ничего не проливали.

– Здорово, Морли, – сказал он.

– Покой, – прогудел бармен. – Тебе налить чего?

Джон огляделся. В тяжёлом хмельном воздухе медленно растекался табачный дым, и всё было видно, как сквозь тюлевую занавеску. Стоял гул, сотканный из бормотания, вздохов, бессвязного пения, звяканья стекла о стекло, косноязычных выкриков и прочего звукового мусора. У стойки больше никого не наблюдалось: только минут пять назад подошел, спотыкаясь, какой-то оборванец, подождал, пока ему нацедят очередную кружку, отчалил и теперь упорно пытался найти свой столик, блуждая по залу неверными зигзагами. Словом, было безопасно.

– Пить не буду, – сказал Джон. – Я по другому поводу.

Морли качнул лысой, как мяч, головой, продолжая бережно полировать стакан посеревшей от многократных стирок тряпкой.

– Шариков сейчас нет, – буркнул он под нос, не поднимая взгляда от стакана. – "Эхолов" вчера принесли и форин довоенный. Ещё есть три кристалла, но все дохлые. И пара амулетов от мигрени. Для тебя специально придержал.

Джон почесал за ухом.

– Не то, – сказал он негромко. – Человека ищу. Прорицатель. Гадания устраивает всякие. Говорит, что духов вызывает.

Бармен поднял стакан, поглядел сквозь него на чахлый свет газового рожка. Видимо, остался доволен результатом, потому что убрал стакан под стойку, извлёк оттуда рюмку и принялся протирать её прежними неторопливыми движениями.

– Я с такими не работаю, – обронил он. – Себе дороже.

– Что так?

Морли дёрнул бритым подбородком.

– Психи они все. Долбанутые. И с монетой всегда туго.

Джон потянулся к миске с орешками, стоявшей на стойке, взял орешек и покатал в ладони.

– Я тут аванс от клиента получил, – сообщил он задумчиво. – Денег девать некуда. Поделиться, что ли, с кем...

Морли подбросил рюмку в воздух и аккуратно поймал волосатой ручищей.

– Есть у меня приятель, – сказал он, кашлянув. – Сейчас на мели, банчит мелочью. Ну, знаешь, карты, руны, оракулы. В самый раз для всяких разных прорицателей. Хочешь – могу вас свести. Может, и толк выйдет.

Джон вынул из кармана стопку денег, отделил три бумажки и бросил на стол. Морли забрал деньги и снова занялся рюмкой. На взгляд Джона, та уже блистала, так что резало глаза, но, видно, нет предела совершенству.

– Поезжай в Жёлтый квартал, – пророкотал бармен. – Ивлинтон, шестнадцать. Там на первом этаже бордель, а под ним – курильня. Придёшь в бордель, скажешь мамаше, что хочешь покурить с Лю Ваном. Вот этот самый Лю Ван и есть мой приятель. Поболтай с ним, глядишь, что-то и удастся раскопать.

– Лю Ван? Жёлтокожий? Он по нашему-то говорит?

– Понять можно, – усмехнулся Морли.

– Сказать ему что-нибудь? Пароль или вроде того?

– Скажи, что от меня пришёл. И что ты – Джон Репейник.

– Он меня знает? – удивился Джон.

Морли поставил рюмку под стойку и взял следующую.

– Знать – не знает. Но слышал. Может, выпьешь на посошок?

Джон выпрямился и слез со стула.

– Ты же знаешь, дружище, я сюда не ради выпивки хожу, – сказал он. – Я ради атмосферы.