Огонь сильнее мрака (СИ)

Он не спеша сунул руку за отворот сюртука – рукав при этом задрался, обнажив по-обезьяньи волосатое запястье – и на свет явилась пачка купюр, схваченная зажимом, сделанным из старого форина с профилем Хальдер Прекрасной. О'Беннет высвободил деньги, положил пачку на стол. Таким же медленным, тягучим движением убрал зажим обратно в карман. Джон оценил толщину пачки. Толщина впечатляла. Ещё больше впечатлял форин, который тянул этак на полгода рудников. Было время, когда Джон и сам таскал с собой старинную, фонящую от магии монету, но украдкой, в потайном кармане – а зажим явно доставали по десять раз на дню, открыто и без стеснения. Для такого нужно быть очень глупым или очень богатым. Или быть уроженцем Айрена, который кичится тем, насколько ему плевать на законы Энландрии. Или всё вместе.

Джон уронил на пол пепел с самокрутки, откашлялся и сгрёб деньги. Пряча купюры в ящик стола, он деловито сказал:

– Слушаю вас.

О'Беннет наклонил голову набок. Пальцы его беспрестанно ощупывали край столешницы, мусолили чёрную кожу, собирали крошечные соринки.

– Это случилось три года назад, – проронил он глуховатым голосом. Слова сыпались неразборчиво, как будто О'Беннет не хотел, чтобы его услышали. – Я был молодым идиотом. Я, наверное, и сейчас молодой, но стал умнее. А может, и не стал. В общем...

– Всем покой, – просунулась в дверь Джил. – Чай будете?

О'Беннет вздрогнул и замолк. Джон затушил окурок в пепельнице. Пепельница изображала площадь Тоунстед в миниатюре, с ещё целой башней. Такие вещички стали бешено популярными после того, как башня рухнула, и Джон позволил себе купить одну на память о том деле.

– Чай будем, – сказал он. – Господин О'Беннет, это Джилена Корден, моя коллега. Джил, это господин О'Беннет, он считает, что его прокляли.

Джил кивнула гэлтаху. Тот резко повернулся в кресле, прищурился, глядя на русалку, и почему-то охнул, будто от внезапного болезненного удара. Да ещё съёжился при этом, почти закрывшись собственными коленями. Джон притворился, что всё идёт, как надо. Ему было тошно с недосыпа, на языке держался резиновый привкус виски. Богатый психованный клиент. Ничего, не в первый раз, продержимся.

– Джил, – попросил он, – заноси чай, и давайте уже к делу, ради богов мёртвых.

Джил, фыркнув, удалилась на кухню. Пока она гремела чайником и звякала посудой, О'Беннет шумно сопел носом, прикрыв глаза рыжими ресницами и вцепившись в подлокотники так, словно кресло вот-вот должно было рухнуть в пропасть. Джон боролся с желанием закурить ещё одну самокрутку. Через пару минут, толкнув дверь ногой, вошла Джил, брякнула поднос в центр стола, села в свободное кресло рядом с Джоном и взяла свой чай. Шумно, с удовольствием отпила глоток. О'Беннет посмотрел на неё с нескрываемым ужасом. Джил ответила спокойным наглым взглядом. Сейчас, на дневном свету, не был заметен кошачий блеск её глаз, и клыки подпиливали только вчера, поэтому оставалось совершенно неясным, отчего О'Беннет так напугался. Джон всё-таки закурил новую самокрутку и отпил чаю. Чай был, какой всегда делала Джил: крепкий, как полуночный сон, и такой же сладкий.

– Три года назад я часто играл на скачках, – нарушил молчание О'Беннет. – У меня, прямо скажу, очень состоятельные родители, и я не считал проигрыши. Играл ради азарта, не ради ставок. Но наступила чёрная полоса. Стал много проматывать, об этом узнал отец. Был скандал. С меня взяли слово больше не играть. Я держал слово пару месяцев, а потом нарушил.

Он поднял веки и с вызовом глянул на Джона. Репейник сделал понимающее лицо. Игровая мания часто идёт рука об руку с прочими душевными болезнями. Например, с навязчивой идеей, что тебя прокляли.

– Снова начал проигрывать, – продолжал О'Беннет. – Испробовал разные системы, математические и... ну, словом, разные. Не помогало. Тогда один приятель посоветовал сходить к магу. К прорицателю с хорошей репутацией.

Джон мельком посмотрел на Джил. Русалка сидела, прижав к губам кончики соединённых домиком указательных пальцев, и, похоже, изо всех сил сдерживала смех. "Прорицатель с хорошей репутацией" – это звучало забавно. Всё равно что "карманник с безупречным послужным списком". Прорицания, как и прочие виды магии, были строго запрещены и считались уделом либо шарлатанов, либо ушлых пройдох, использовавших бракованные артефакты довоенного времени.

– Я пришёл на встречу с прорицателем, – рассказывал тем временем О'Беннет. – Естественно, он принимал тайно. В подвале дома на окраине города. Дом брошенный, вокруг одни развалины – ну, знаете, этот трущобный райончик, Хатни. Я спустился в подвал, там уже горели свечки, стоял такой приторный запах от благовоний. В углу была ширма. Из-за ширмы голос, хриплый, с сильным акцентом: мол, проходите и не знайте страха. Посреди подвала – стул. Я сел. Маг – ну, прорицатель – спросил, что мне нужно. Я ответил, что хотел бы видеть связь прошлого и будущего. Мне тогда казалось, что успехи любой игры, м-м... описываются сложной формулой, математическим законом. Что из прошлых неудач и триумфов можно узнать грядущие результаты.