Огонь сильнее мрака (СИ)

– Значит, то, чего он хочет, всё-таки недостаточно важно.

Джон понял, что, если просидит ещё минуту на пыточном табурете, то останется скрюченным на всю жизнь. Он встал, с хрустом разогнул заломившую спину, покрутил головой.

– Ну извини, братец Лю, – буркнул он. – Жаль, что не можешь помочь. А может, знаешь ещё кого, кто бы мог, а?

Нинчунец опять поклонился.

– Не ищите встречи с ветром, – проговорил он. – Когда придёт час, ветер сам вас найдёт.

Смысл поговорки был не совсем ясен, но общий посыл Джон уловить смог. Ему однозначно указали на дверь.

– Ладно, – сказал он. – Бывай, Лю Ван.

– Недостойный ничем не помог, – сокрушённо проговорил тот. – Прошу, заберите деньги.

Джон взял купюры, засунул в карман. Развернувшись на каблуках, он хотел идти, но запутался в ножках проклятого табурета и чуть не упал. Лю Ван при этом издал странный свистящий звук: то ли прыснул со смеху, то ли выражал сочувствие каким-то традиционным нинчунским способом. Джон не стал оборачиваться, чтобы выяснить. Отпихнув табурет, он вышел из каморки, прошёл тесным, душным коридором, толкнул дверь и оказался в полутемном фойе борделя. Давешняя проститутка, семеня, появилась из-за ширмы и приблизилась к Джону.

– Господин не хочет остацця? – проворковала она. – Господину будет холосо...

Репейник опомниться не успел, как она прильнула к нему всем телом, вздрагивая и суетливо шаря ладонями.

маменька папенька послали за море отдали к мадам в учение дело делать семье помогать негодная дочь плохо зарабатывает глупая без понятия мадам правильно говорит строгая слушаться надо дура негодная никчемная даже этого не может что все бабы умеют всех подвела неумёха зачем такой жить лучше сразу в колодец не могу не могу

Джон, морщась от нахлынувшей мигрени, поймал её запястья. Хотел отстранить мягко, осторожно. Но она не отставала, поэтому пришлось грубо оттолкнуть.

– Не сегодня, – сказал он.

Она съёжилась и закивала. Фингал на скуле был заметен даже в красном свете едва тлеющих газовых рожков. Джон нашарил в кармане смятые деньги, от которых отказался Лю Ван, бросил их девушке под ноги и, крепко шагая, вышел вон.

На улице он с наслаждением втянул в лёгкие свежий воздух. Свежим тот мог считаться с известной поправкой на запах горелого масла из ближайшей подворотни, смрад красильной фабрики, гнилостную вонь канализации и вездесущий, всепроникающий дуббингский смог. И всё же дышалось несравненно легче, чем в борделе. Вот тебе и нинчунцы, умеющие радоваться жизни, подумал Джон.

– Пожрать бы, – с чувством произнёс он.

Кэб удалось поймать только в портовых трущобах: в Жёлтый квартал кэбмены старались лишний раз без нужды не соваться. Забравшись в кабинку, Джон задёрнул с обеих сторон занавески и стал думать. Дело становилось головоломным. О'Беннет не видел мага в лицо. Не знал его имени. Маг не оставил следов после того, что сделал – если вообще что-то сделал. По сути, шарлатана не за что было привлечь к суду: он никого не убил, не изувечил, не превратил в чудовище, просто устроил дурацкий спектакль с "вызовом духа" и даже не взял за это денег. Способность, открывшаяся у гэлтаха после сеанса, могла вообще не иметь связи с действиями мага. Вполне возможно, что это была врожденная метаморфоза, которая не проявляла себя до тех пор, пока О'Беннет не переволновался из-за проигрыша на скачках и скандала с отцом. И – хлоп – готово, разбитной богатенький повеса превращается в угрюмого страдальца, который видит в людях только всё самое поганое. Да, не повезло бедолаге. Хотя, если задуматься, чем мой ублюдочный дар лучше? Стоит кого-то коснуться – узнаю такое, чего лучше бы не знал никогда. Да ещё башка вечно болит. Мы с О'Беннетом, выходит, товарищи по несчастью. Ладно, неважно, к делу. Надо подвести итоги. Что я имею в результате? Имею заказ на человека, который неизвестно как выглядит и ничего не совершал. Вот уж правда – ищу встречи с ветром...

Кэб остановился. Джон сунул вознице деньги, спрыгнул с подножки и вошёл в дом. Нестерпимо хотелось есть. Поднявшись к себе в квартиру, он, не раздеваясь, прошёл на кухню и распахнул дверцы буфета. По счастью, на второй полке обнаружился завёрнутый в бумагу вчерашний кусок холодной говядины. Джон торопливо покромсал его ножом, запихнул в рот сразу два ломтя и принялся жевать, утирая с подбородка мясной сок и победно сопя носом. После третьего куска он вспомнил про горчицу. Банка, как всегда, стояла не там, где её оставили. Джон обшарил буфет, заглянул в ящик стола, повернулся к окну и едва не подавился от неожиданности.