Огонь сильнее мрака [СИ]

— Меньше всего, — терпеливо сказал он, — мы опасаемся, что вы отнимете наш хлеб. Просто… ваша помощь — она не нужна.

Стало тихо. Слышался только скрип плаща Иматеги, да тикали карманные часы где-то в недрах одежды на вешалке — наверное, Джил с собой носила.

— Ну, как скажете, — разочарованно сказал доктор.

— Ступайте домой, — дружелюбно сказала Джил. — Ни о чем не беспокойтесь. Через пару дней придем и отчитаемся.

Иматега посопел.

— Точно? — спросил он жалобно.

— Точно, — сказала Джил.

Доктор потоптался, оставляя на полу маленькие лужицы.

— А то смотрите, — протянул он. — У меня ведь и связи есть университетские, и родственники, гм… достаточно влиятельные. Вот, к примеру, троюродный брат, от тетки по материнской линии… Майтон фамилия его, Линн Майтон — не слыхали?.. Нет?.. Он в муниципалитете служит, заведует департаментом очистных сооружений. В случае затруднений — ну, знаете, с властями — мог бы посодействовать. И еще…

— Если что, — серьезно произнесла Джил, — мы к вам обратимся. Честно.

Иматега покивал и шмыгнул носом. Джон уставился в пол.

— Пойду, пожалуй, — сказал тихонько доктор. Джон шагнул вперед и распахнул перед ним дверь.

— Вы все-таки не забывайте, — просительно сказал Иматега.

— Не забудем, — заверил Репейник.

Доктор запахнул плащ, обдав Джона веером брызг, извинился и стал спускаться по лестнице. Джон провожал взглядом сгорбленную спину, пока Иматега не скрылся в пролете. Потом сыщик захлопнул дверь, привалился к ней спиной и длинно выдохнул. Джил хмыкнула и вновь принялась заплетать волосы.

— Каков, а, — сказал Джон в пространство.

Джил заплела косу, порылась в кармане своего редингота, висевшего на рогатой вешалке, и достала часы.

— Пять-двадцать, — сообщила она. — Пора бы.

— Десять минут ждём — и едем, — вяло кивнул Джон. После разговора с Иматегой он чувствовал себя так, словно весь день ходил по рынку, но ничего не купил.

— Чего ждём?

— Он, может быть, еще здесь где-то, неподалеку, — объяснил Джон. — Кэб ловит. Или просто… стоит.

Джил усмехнулась.

— Романтик наш доктор, оказывается, — сказала она.

Джон покачал головой и вытащил портсигар.

— Дурак, — возразил он. — Просто дурак.

— А это не одно и то же?

— Нет, — буркнул Джон, закуривая.

***

На чердаке пахло старыми тряпками, гуталином и плесенью. Над головой нависали просмоленные стропила, повсюду громоздился хлам: ветхая мебель, детские коляски, прогнившая от времени конская упряжь, вёдра, кирпичи, мешки с окаменевшим цементом, сырые поленья. На стене уныло блестело древнее зеркало с запаршивевшей амальгамой. Отдельной кучей лежали тростниковые циновки; Джон, чихая от пыли, вытащил несколько и бросил на пол напротив слухового окна. Получилось подобие высокого матраса, сверху постелили принесенную дерюжку, и сыщики расположились на своем импровизированном наблюдательном посту с удобством восточных правителей. С чердака замечательно просматривался подъезд, где жил Кайдоргоф, и, что еще лучше — окна его квартиры. Сейчас, однако, в окнах стояла мутная темнота: ни лампы, ни свечи, ни уголька от трубки. Если хозяин и был дома, определить это не представлялось возможным.

Сгущались фиолетовые сумерки, вот-вот должны были зажечься фонари, а при фонарях уж точно ничего не разглядишь — засветка. Несмотря на это, Репейник, прижав к переносице бинокль, до рези в глазах вглядывался в темные прямоугольники окон. Он лежал на животе, опираясь на локти, а рядом в той же позе замерла Джил — тихая, молчаливая. Она глядела вниз, на улицу и на дверь подъезда. Было около семи вечера — торопливое время, когда тротуары полны спешащими со службы клерками, а мостовую нельзя перейти без того, чтобы на тебя не прикрикнул кучер мчащегося кэба или не гуднул клаксоном водитель мобиля. Шум с улицы проникал на чердак слабым, разбавленным: высоко, да и окна заделаны наглухо. Здесь было почти уютно, только холодно. В дальнем углу порой шуршала мышь.

— Видел что-нибудь?

— Не-а.

— Меняемся?

— Держи…