— Это нормально — так думать, — возразил Джон. — Пока человек хочет добра для себя — всё в порядке. Если он неплохой, человек этот, то личное добро для него примерно совпадает с общественным. Вот возьмём Хонну Фернакля. Он — меценат, делает себе рекламу, торгует собственной рожей на всяких выставках. Заодно продвигает науку, учёным помогает подняться. Такое добро — нормальное, правильное. А вот когда я… — он замолк, поняв, что свернул не туда, но было поздно.
— А вот когда ты одну девчонку решил спасти заколдованную, то пол-деревни полегло, — закончила Джил. — Всё ясно. Можешь дальше не говорить. Давай лучше на улицу погляди. Я тут… Сейчас вернусь.
Джон, покряхтывая, подполз ближе к окну и стал смотреть вниз, а Джил встала и, пригибаясь, ушла в темноту. Потом где-то вдалеке зажурчало. Джил была девушкой простой, без предрассудков, и, если ей случалось безвылазно сидеть несколько часов кряду на холодном чердаке, то… Кстати, и мне надо бы, спохватился Джон.
— Работаю я не для того, — бросила Джил, вернувшись и садясь на матрацы. — Не для добра.
— А для чего? — рассеянно спросил Джон. На улице никого не было, только одинокий фонарщик маячил вдалеке, гася ради экономии каждый второй фонарь.
— Я доказать хочу.
— Что доказать-то?
Джил засопела.
— Что человек, — сказала она наконец. Джон оторвался от созерцания улицы и удивленно глянул:
— Как?
Девушка сжала губы.
— Я ведь кем была? — тихонько спросила она. — Сначала — соплюха обычная, деревенская. Потом — монстрой стала, страшилой. Всех пугала, все от меня бегали. Потом ты пришел… Ну, да… Хорошо было.
Джон сглотнул.
— Хорошо, — продолжала русалка, — да только кто я тебе была? Как, знаешь, есть болезнь такая. У кого кислоты много в желудке — тем воду надо пить. Лечебную, соленую, с курортов. Каждый день, хочешь — не хочешь. Любишь — не любишь. Вот и я тебе вроде той воды лечебной… Думаю.
— Джил, — сказал Репейник, — да ты что?
Та повела рукой:
— Не знаю. Не обижайся. Может, у тебя всё по-другому. Но я именно такое чуяла. С моей стороны. Выходит, опять — не человек. Лекарство для тебя. Или игрушка.
— Я… — начал Джон, но Джил не слушала.
— А потом меня в Гильдию привел, — продолжала она. — И вот тут всё на место стало. Потому что польза от меня началась. Понимаешь? От меня, от того, что делала. Как у всех людей. Не от этого, — она показала, раскрыв рот, на растущие клыки, — не от этого, — ткнула пальцем вниз, между ног. — А от этого, — и постучала по голове.
Репейник прочистил горло.
— Знаешь, Джил, — сказал он, — ты дура.
Она нахмурилась. Джон встал и стукнулся головой о стропила.
— Но я тебя любил, как никого в жизни, — закончил он. — И, если бы не вся эта история с Гильдией, никогда бы не отпустил.
Он пошел, оступаясь, в темноту. Дойдя до дальней стенки, долго стоял, отливая. Потом — ещё стоял, глядя перед собой. Вот и поговорили. Спустя столько времени. Ну что, Джон Репейник, не повезло тебе с женщиной. Бывает. В следующий раз, может, повезёт больше. Поедешь в другую деревню. Найдешь другую русалку. Авось попадется не совсем дикая, будет слова понимать… Зато таких вот штук не выкинет. Я-то думал, она из-за придирок моих бесконечных ушла, а оно вон как, оказывается. Вроде воды лечебной. Игрушка… Он сжал зубы.
— Эй, — донеслось от окна.
Джон не ответил.
— Эй, — повторила Джил и немного погодя добавила: — Ну Джонни.
Он вздохнул и пошёл обратно. На полпути нога попала в какую-то яму, он потерял равновесие и понял, что падает. Взмахнул руками и неожиданно схватился за что-то мягкое, тёплое, очень надёжное. Его удержали. Джон выкарабкался на ровное место. Джил в темноте обняла, прижалась. Пахнуло кувшинками. Джон осторожно положил руки ей на талию.
— Прости, — сказала Джил.
— Ладно, — сказал он.
Они постояли ещё.
— Пойдём? — спросила она.
— Ну хорошо, — сказал Джон. — Пойдём.
Они пошли рядом, в обнимку, а, когда подошли к окошку, то опустились на груду матрацев и стали целоваться. Вокруг стояла тишина, только порой слышался мышиный шорох. Джил прижималась к Репейнику всё тесней и целовала всё жарче, а потом откуда-то с улицы, снизу, донёсся негромкий деревянный хлопок. Джил мгновенно отпрянула, приникла к окну, и Джон увидел жёлтый отсвет в её глазах.
— Вышел! — хрипло выдохнула она. Джон глянул на улицу. От подъезда скорым шагом уходил человек в длинном пальто и широкополой шляпе. Он сутулился, лица не было видно, и Репейник успел разозлиться на Джил, что прервалась из-за ерунды, а может, пожалела о случившемся и повод искала… Но человек обернулся, посмотрел вверх — линзы! бородка! — и Джон с раскаянием вспомнил, что зрение русалки гораздо лучше человеческого. Кайдоргоф повёл плечами, зябко сунул руки в карманы и свернул за угол.