Огонь сильнее мрака [СИ]

Старик понурился, обмяк. Походы в храм к Хальдер Прекрасной были для людей сродни наркотику. Наслаждение, которое они получали, коснувшись алтаря богини, делало жизнь легкой и наполненной смыслом. Смыслом ждать очередного сеанса Благодати — еженедельного ритуала, во время которого Хальдер забирала у людей нечто незримое, возвращая долг сладкими грезами. Это незримое было как-то связано с жизненной силой человека, потому что прикосновение к алтарю делало взрослого мужчину слабей ребенка — на полдня. Но взамен люди получали блаженство. А слабость… что ж, можно и потерпеть. Или вовсе не замечать, как в случае с Корденом. Так было и с Ведлетом, и с любым из богов, разделивших власть над человечеством. В народе любили Хальдер. Еще бы. Родную дочь убийцам отдал, потом к алтарю сходил — грусть-печаль как рукой сняло бы. А нет богини — и совесть тут как тут, мучает.

Джон решил вернуть разговор в прежнее русло.

— Вы так слушаетесь Гриднера, — проговорил он. — Выходит, их семейка во всем виновата. Не было бы Гриднеров — не было бы русалок, ни одной.

— Не было бы в реке рыбы, — поправил старик устало. — Люди, сам знаешь, как: хорошее помнят, о плохом забывают. Добрые они, люди-то, — он помедлил, махнул рукой, встал и ушел в угол. Снова звякнуло и забулькало.

— Джил из всех самая сильная, — сообщил Корден, возвращаясь, и Джон отметил, что старик произнес эти слова почти с гордостью. — Джил зачаровывать умеет. Глянет на кого — тот падает, где стоял.

Он тяжело опустился на скамью, задев Джона. Джон почесал в затылке.

— Господин Корден, — сказал он, — я так понимаю, вы знали, что дочь станет ублюдком. Вы… нет, погодите, дайте я скажу. Вы отдали её Гриднеру и компании, потому что у вас не было выхода — допустим…

— Я ведь не на смерть её отдавал! — вырвалось у старика. — Она ведь живая, ну… просто…

— Просто претерпела магическую трансформацию, — терпеливо закончил Репейник. — Понимаю. До недавнего времени ей ничего не грозило, так?

Старик кивнул.

— Но из метрополии приехал новый староста, ему всё это не нравится, — продолжал Репейник, — и так вышло, что он попросил меня… разобраться со всей историей.

Старик опять кивнул, но уже еле заметно. Джон поудобней устроился на жесткой скамье. Момент настал.

— Мне вовсе не обязательно убивать Джилену, — сказал Репейник, и Корден, медленно повернув голову, уставился на него, а сыщик продолжал: — Мне достаточно её поймать и увезти в безопасное место.

— В зверинец, стало быть — хрипло сказал Корден. Репейник прикрыл глаза, напряг память и процитировал:

— «Мутаморф, чье изменение несет магическую природу, проходит обследование о сознательности». Это — обязательная процедура, — он помедлил, чтобы до старика дошел смысл сказанного, и прибавил: — Иными словами, если я увезу Джил в метрополию, там прежде всего определят, насколько она человек. Если она все еще разумна, значит, у неё есть шансы пройти лечение.

— А если нет? — спросил Корден. — Тогда — в зверинец, на потеху господам?

Репейник вздохнул. «Что ж, пряник я ему показал, — подумал он. — Теперь черед кнута».

— Вам видней, — сказал он. — Вы лучше знаете, как она живет и на что способна. Но если сомневаетесь, то могу уехать. А вместо меня приедут егеря. Вы же понимаете, староста не успокоится.

Корден молчал, молчал долго. Репейник решил уже, что не дождется ответа, но вдруг из того угла, где сидела старуха-призрак, послышался шорох. Старик поднял голову и посмотрел на жену. Вили Корден открыла рот, сипло выдохнула, зашамкала челюстями и, не в силах заговорить, принялась махать рукой, одновременно кивая и притопывая обутыми в драные шлепанцы ногами.

Корден перевел взгляд на Репейника.

— Мы согласны, — сказал он. — Что делать-то надо, сынок?

***