— Выхожу, приятель, — хрипло сказал Джон и откашлялся. — Сколько там с меня…
Кэбмен взял плату, стегнул лошадь и уехал. Репейник поднялся по ступеням и постучал. Дверь приотворилась.
— Чего надо? — спросили изнутри. Джон разглядел юную, чуть опухшую физиономию с россыпью прыщей над переносицей. Дежурный вентор.
— Сходи к мастеру Донахью, — велел он. — Скажи: пришёл Джонован Репейник.
— Какой еще Репейник? — поморщился вентор. — Ты знаешь, который час?
— Понятия не имею, — признался Джон.
Вентор оглядел его с головы до пят. Судя по выражению лица, от мальчишки не укрылась ни перепачканная в песке физиономия Джона, ни изгвазданный в грязи плащ, ни содранные костяшки на кулаках.
— Шёл бы ты, дядя, — посоветовал вентор и взялся за ручку двери со своей стороны. Джон вздохнул и достал из кармана заготовленный форин. Платить за вход в Гильдию — это было что-то новое. Но всё когда-то происходит впервые. Вентор сощурился, протянул руку и взял монету так осторожно, словно она могла быть раскалённой.
— Ну ладно, — пробормотал он, — Пойду скажу.
Дверь закрылась. Джон примостился на ступеньке и закурил: в портсигаре оставалось всего две самокрутки. Он чувствовал себя на удивление неплохо. Не сравнить с обоими прошлыми случаями, когда удавалось выкарабкаться из Разрыва. То есть, да, у него болело всё, что могло болеть, в горле словно бы прошлись наждаком, голову не покидал сверлящий звон, а желудок то и дело выделывал кульбиты, но в целом было сносно. "Привыкаю, что ли? — вяло подумал он. — Так себе привычка… А ведь Джил, пожалуй, волнуется". Камень холодил задницу даже сквозь толстую ткань плаща. Джон до сих пор помнил каждую выбоину, каждую трещину на этих ступенях. Не сказать, чтобы скучал по ним — но помнил.
Дверь за его спиной отворили энергичным рывком. Джон обернулся. На пороге, жуя мундштук погасшей трубки, стоял Индюк Донахью. Он был ещё ниже и толще, чем помнил Джон. На лысине серебрился отсвет от уличного фонаря. Из-за спины Индюка несмело выглядывал подкупленный вентор.
— Покой вам, мастер, — сказал Джон и затушил самокрутку о ступень.
— Куда уж покойнее-то, — отозвался Донахью. — Заходи, раз пришёл.
Джон поднялся и шагнул в открытую дверь. Под потолком холла разгорался тусклый газовый свет, со стен глядели какие-то незнакомые портреты, которые повесили, верно, уже после ухода Репейника. Лестницу всё так же устилал ковёр, но не малиновый, который помнил Джон, а новый, тёмно-синий с модными огуречными узорами. Пахло застарелым табачным дымом и краской. На третьем этаже почему-то убрали кадушки с фикусами, а люстры заменили на новенькие рожки с калильными сетками. Сейчас светились только два рожка, над лестницей и над входом в кабинет Индюка. Донахью, прихрамывая, подошёл к двери, открыл, впустил первым Джона. В кабинете всё было по-старому: яматский доспех с мечами, пожелтевшие свитки на стенах (Джон тут же вспомнил другие свитки, которые видел в борделе), и конечно, расписанная миниатюрами ширма у окна. Донахью тяжко погрузился в кресло, кивнул Джону на стул напротив. Репейник сел.
— Я так понимаю, ты по делу, — произнес Донахью. На столе перед ним горела простая лампа с закопчённым стеклом. Рядом с лампой двумя неряшливыми стопками лежали бумаги.
— По делу, — кивнул Джон. — Нужно досье на тайное общество. Занимаются магией, хотят восстановить некую былую силу. Называют себя, — он помедлил, — "Тайная заря". Возможно, раньше носили другое имя.
Донахью разжёг трубку, выпустил колечко дыма.
— То есть ты вот так вот пропадаешь на полтора года, — не спеша произнёс он, — ни слуху от тебя, ни духу, ни весточки. Потом вдруг заявляешься ночью, и я тебе как ни в чем не бывало должен выдать секретное досье.
— У вас передо мной должок, Бен, — напомнил Джон. — Впрочем, если надо, могу заплатить. С тех пор как я ушёл из Гильдии, с деньгами полный порядок.
Донахью, грызя мундштук, откинулся в кресле. Побарабанил по столу толстыми, будто сардельки, пальцами.
— Как там Джил? — спросил он.
Джон вздохнул.
— Зубрит книжки. Хочет стать законником.
Донахью перестал барабанить, выпучил глаза:
— Джил?!
— Да, — сказал Джон, улыбаясь краем рта. — Она самая.
Донахью покрутил головой.
— Ну, молодец девка… Не женился на ней ещё?
Джон пожал плечами:
— Не до этого всё время. Крутимся, берём дела. Сами знаете, как оно затягивает. Минуты свободной нет.
Индюк покивал, глядя отсутствующим взглядом в чёрное окно.
— Ребята по тебе скучали, — сказал он. — Первое время заходили, спрашивали, что-как.
— Скучали, значит, — проговорил Джон, чувствуя, как против желания поднимается на лоб бровь. — Все, значит, скучали? Даже тот, кто сдал?
Донахью внимательно посмотрел на Джона. Взгляд был долгий и пристальный, словно глаза должны были сказать всё, что нельзя было сказать языком. Джон, в точности как полтора года назад, испытал мгновенное желание вскочить, перегнуться через стол и схватить бывшего шефа за руку, чтобы узнать его мысли. И, в точности как тогда, это желание пересилил.
— Нет, — сказал Донахью. — Не он.