Огонь сильнее мрака [СИ]

Втроём они зашагали по утоптанному тюремному двору. Дождь усиливался, лупил по плечам, с полей Джоновой шляпы текли струйки. Двор был запутанней любого лабиринта: тут и там громоздились какие-то сооружения, на пути вдруг оказывались стены, забранные по верху колючей проволокой, майор сворачивал то направо, то налево, нырял в тёмные проходы, где с низко нависшего потолка гулко капала на булыжник вода. Навстречу один раз попалась колонна арестантов в странного вида шапках с широкими козырьками. Козырьки были опущены на лица, словно забрала старинных шлемов, закрывая обзор спереди и с боков, так что заключённые могли видеть только носки собственных ботинок. Люди шатались, то и дело раздавался глухой утробный кашель, переходивший в стон. Джил кривила рот, что-то шипела вполголоса.

Мимо проплывали зарешеченные окна, тёмные, подёрнутые мутной коркой грязи. За стеклом порой угадывалось шевеление, удавалось рассмотреть закутанных в лохмотья людей, тесно сбившихся в один смрадный жалкий комок, тощих, больных, дрожащих от холода. В одном окне была драка: мелькали окровавленные конечности, слышались приглушённые вопли. Майор Балто пригляделся, выругался и потянул из-за пазухи медальон в виде ажурного серебристого диска. Поднеся диск ко рту, он негромко выговорил приказ, спрятал медальон и безучастно уставился на то, что творилось за тёмным стеклом. Через минуту в камеру ворвались охранники с дубинками. Балто развернулся на каблуках и пошёл прочь. Джон потянул за рукав Джил, которая всё не могла оторвать взгляда от окна, и они поспешили за майором.

— Ему разве "банши" носить положено? — шепнула Джил на ухо Репейнику. — Чары же сильные.

Джон размашистым жестом cтряхнул дождевую воду с полей шляпы:

— Он на государственной службе. Таким всё положено.

Майор, нетерпеливо хмурясь, поджидал их у вмурованной в стену железной двери.

— Пришли, — сказал он. — Здесь зал для посещений. Проходите.

За дверью оказалось длинное помещение с выкрашенными в тоскливый бурый цвет стенами. Помещение было разделено перегородками на маленькие кабинки — точь-в-точь железнодорожный купейный вагон. У входа дежурил охранник. При виде майора он подобрал живот и торопливо шаркнул каблуками.

— Посетители, — бросил ему Балто. — Пригляди, я сейчас.

Охранник мазнул по сыщикам взглядом, козырнул и уставился прямо перед собой. Балто взялся за ручку двери.

— Пойду распоряжусь насчет вашего Винпера, — сказал он Джону. — Если живой ещё — приведут.

Дверь захлопнулась с лязгом, присущим всем тюремным дверям. Это был холодный, проникающий в самое сердце лязг, который лишал надежды, вселял в душу отчаяние и страх, заставлял плечи опуститься, колени — ослабеть, а руки сами тянулись за спину в ожидании наручников. Впрочем, для охранника, который продолжал пялиться в пространство, это был самый обычный звук. Джил поёжилась. Вдвоём с Джоном они отошли в сторону.

— Слушай, — прошептала русалка, — а зачем им такие шапки? С масками?

— С масками?

— Ну, такие, — Джил показала руками, — на всё лицо.

— А, с козырьками, — Джон понял, что русалка имеет в виду арестантов, которых они видели на улице. — Чтобы не сбежали. И не разговаривали друг с другом. Это государственные преступники, за измену сидят. У них вся жизнь в полной изоляции. Камеры одиночные, мелкие такие душегубки. Свидания не разрешены. На работы выводят в таких вот козырьках, чтобы не видели, куда и с кем идут.

— А что за работы?

Джон скривился.

— Колесо крутить. Здоровенное, высотой в два человеческих роста. Со ступеньками. На ступеньки ногами давишь — оно крутится. И так целый день.

— М-м, — Джил покивала. — А зачем колесо? Воду качать?

— Где как, — хмыкнул Джон. — В одних тюрьмах устроен привод к насосам, в других — пресс для масла. Но чаще всего колесо просто крутится вхолостую. Просто так.

Джил недоверчиво подобрала губы:

— И на кой хрен такое? Это ж дурость.

— Чтобы жизнь мёдом не казалась, — объяснил Джон. — Любая тюрьма нацелена прежде всего на вымогательство. Арестанту должно быть хреново. Зачем? Чтобы он написал на волю родным или ещё кому, добыл денег и купил себе местечко на Чистом дворе. Слыхал, что чаще всего люди ломаются именно на таком колесе. Когда весь день работаешь до упаду, а толку от этого нет. Некоторые даже с катушек съезжают.

— В одиночку-то немудрено, — откликнулась Джил, и они замолчали.