— Нет-нет, такого друга я не знаю. Думаю, и нет его. Найвел всегда был нелюдим. Вечно с книжкой, что-то читал, опыты ставил… Да и сейчас у него вся жизнь — на работе. И друзья там же — если их так назвать. Ведь по двенадцать, по четырнадцать часов в лаборатории сидит! У него и женщин-то не было, пока эта вертихвостка не объявилась — там же, кстати, он её встретил, в лаборатории. Так что, Джонован, вам в любом случае дорога в Научтех. Это на третьем этаже, я провожу.
— Пойдёмте, — согласился Джон. — Хитчмен, говорите, шефа зовут?
— Финн Хитчмен, да-да, — покивал Мэллори. — Кстати, если Найвел о ком и говорил, как о друге, так это о нём. У них… доверительные отношения.
— Отлично, — сказал Джон. — Тогда не будем терять время.
— Я уже и так почти всё потерял, — жалобно откликнулся канцлер и моргнул два раза.
***
Оборонная научно-техническая лаборатория занимала весь третий этаж. Клерки в черных костюмах здесь не водились: сотрудники Наутчеха не обременяли себя деловой одеждой, предпочитая сюртукам обычные куртки с глубокими карманами. Впрочем, многие носили лабораторные халаты — когда-то белые, а теперь застиранные, обвисшие и приобретшие цвет кухонной тряпки. В куртках щеголяли бородатые дородные мужи — инженеры, ученые, начальники лабораторий; владельцами халатов были лаборанты и ассистенты, бесправные юные создания, только-только успевшие защитить шедевр в техническом училище. Взлохмаченные, худые, лаборанты сломя голову носились по коридорам и, завидев Мэллори, испуганно кланялись, бормоча «господин канцлер». Джону они тоже кланялись — на всякий случай. Все двери на этаже были нараспашку, из лабораторий несло едкими запахами, кто-то отчаянно ругался, кто-то хохотал. Стены покрывал сверкающий белый кафель — никакой зеленой краски, никакого уныния. И здесь были окна, чистые, прозрачные, огромные. Выглянув наружу, Джон увидел внизу маленький уютный сквер, со всех сторон окруженный высокими стенами Министерства. «Так вот оно что, — сообразил Джон. — Все-таки есть окна в здании, просто они во двор выходят».
В одной из светлых комнат устроили курилку — оттуда валил дым и доносились спорящие голоса, высокие и очень похожие на женские. Проходя мимо, Репейник заглянул в прокуренную каморку и обнаружил двух девушек, смоливших папиросы и о чем-то препиравшихся. Одна была пухленькая и темноволосая, другая — тощая, в рыжих кудряшках. Мельком взглянув на Джона, они продолжали спорить. Тощая говорила: «я тебе клянусь, триста двадцать, ну может триста тридцать, и пора тигель остужать», а пухленькая, надув губы, отвечала: «надо было расширительную камеру ставить». Джон удивляться не стал — вспомнил, что, по словам Мэллори, Найвел встретил свою Ширлейл именно в лаборатории. Время такое, философски рассудил он, женщины в науку идут.
Мэллори, скривившись, посмотрел в сторону курилки, засопел носом, но ничего не сказал, продолжал идти, загребая руками воздух. А с другой стороны, подумал Джон, когда оно было другим, это время? Уж точно не на моей памяти. Что-то там из истории было про парламент, и что равноправие полов от этого произошло… Да, точно, всё началось, когда Хальдер учредила парламент. То ли испугалась беспорядков в соседней Твердыне, то ли действительно решила маленько отойти от дел. Парламент, выборы, представители сословий, совещательный орган и все такое. Поди ж ты, помню еще. Ну, а потом появилась эта активистка, Белла Кинистер.
Словно угадав его мысли, Мэллори пренебрежительно бросил через плечо:
— Девки. Так и тянет их сюда. Как медом намазано.
Джон кашлянул.
— К знаниям стремятся? — нейтрально предположил он.
Мэллори издал смешок, прозвучавший как свист:
— Замуж они стремятся. У здешних инженеров заработок будь здоров. Женихи нарасхват.
Джон хмыкнул:
— Чтобы в Министерство на работу попасть, нужно, по меньшей мере, училище закончить, и неплохое. А туда сызмальства поступать надо. Дальний у них прицел получается, замуж-то. С самого детства.
— У баб, — пропыхтел Мэллори, — вся жизнь на одно нацелена. Да они здесь выше старшего ассистента не поднимаются. Лет пять-шесть отработают… и рожать.