Огонь сильнее мрака [СИ]

— Уб… людок… — проквакал тот, брыкаясь. Джил влепила ему оплеуху, с ухмылкой выслушала ответный вопль, отвесила еще одну. «Погоди-ка», — сказал ей Джон. Горбун задышал, с хлюпаньем втягивая затхлый воздух, а Джон всё присматривался и присматривался к нему; тот вдруг натужно, с горловым свистом прокашлялся, очень знакомым движением повел головой — будто за шиворот затекла вода — и тогда Джон, наконец, вспомнил. Тогда у тилли взял теперь взял. Десять лет прошло. Ну да, верно.

— Клифорт, — сказал он. — Баз Клифорт. Кабак «У Тилли». Верно?

Горбун вытянул губы трубкой и с оттяжкой сплюнул красным.

— Что с тобой стало? — продолжал Джон. — Ты же был нормальным.

Клифорт оскалился.

— Это всё ты! — просипел он. — Это ты меня тогда легашам сдал. В «Тилли» нашел и сдал. А потом судья мне девять лет вкатил. Девять лет, сука-вошь! На траханных рудниках!!

Джон расправил плечи и сунул револьвер в кобуру.

— Как ты догадался, что я ублюдок? — спросил он.

Клифорт заёрзал, силясь принять сидячее положение. Горб мешал ему, скованные руки беспомощно топорщились в блестящих полукружьях наручников.

— Время было подумать, — сказал он, пыхтя. — Девять лет. В забое крепь обвалилась, сука-вошь. Прямо по спине шарахнула. Когда в лазарете валялся — всё думал. И сообразил. Не мог ты меня опознать. Рожи моей никто не знал. А ты тогда в «Тилли» пришёл. Я ещё подумал: странный парень, сука-вошь, шатается, всех за руки трогает. Не пьяный, вроде. И меня схватил. Подержал, отпустил и на улицу вышел. Думаю, всё, допиваю и сваливаю. Ну, допил. Только встаю — констебли в кабак лезут. И прямо ко мне.

А ведь он не один такой, подумал Джон. Сколько людей из тех, кого я читал, потом сложили два и два — и поняли, с кем имели дело? Финн Хитчмен, к примеру — он понял? Неглупый ведь мужик. Ох, не в последний это раз мне записочку подбросили…

— В общем, так, Баз, — сказал он. — Парень ты, конечно, резвый. Решил и денег срубить, и на сыщике-ублюдке отыграться. Да только я, видишь, проворней оказался. Теперь слушай и не пропусти ничего. Жить — пока живи, мразь поганая. Но, если кто-нибудь про меня узнает — хоть одна душа, хоть шлюхе в борделе проболтаешься — приду и убью. Терять мне нечего, ублюдкам в Дуббинге места нет. Так что помирать будешь долго. Всё ясно?

Клифорт покряхтывал, кашлял, напряженно вертел головой. Джон помнил этот жест — тогда, «У Тилли», сидя за столиком и озираясь, Баз точно так же дергал шеей. Словно вода затекла за шиворот.

— Ясно, — буркнул горбун. — Браслеты сними…

— Обойдёшься, — сказал Джон. — Пошли, — бросил он Джил и шагнул в коридор. Там его ждал сюрприз: из боковой двери — был в этой халупе, оказывается, ещё один закуток — торчала седая всклокоченная голова.

— Баззи? — шепеляво позвала голова. — У тебя кто, Баззи? Ты кого привел? А?

Она уставилась на Джона невидящими глазами. Закуток, откуда она высунулась, источал миазмы.

Клифорт, оставшийся в задней комнате, сипло застонал.

— Браслеты! — взвизгнул он. — Браслеты снимите! Эй!.. Д… Джон! Барышня!

— Баззи?! — заволновалась голова. — У тебя опять гости, что ли? Ась? Опять нажрался, подлюка? Я т-тебе сейчас…

— Идите спать, мамаша! — с мукой закричал Клифорт. — Джон! Браслеты сними!! Как человека прошу! Ключи хоть дай, сука-вошь!

— Я тебя, засранец, научу кого попало водить! — пообещала голова. — Слышь, Баззи! А ну иди сюда!

— Браслеты! — кричал Клифорт. Джон сжал зубы.

— Дай ключ, — сказал он тихо. Джил вложила ему в ладонь ключи от наручников. Джон вернулся к горбуну и освободил его. Клифорт проворно слез с кровати и, вертя головой, захромал к матери.

— Опять! — донесся его голос из закутка. — Обделалась опять! Ну что за херня, мамаша! Сколько можно!

— Баззи! Ты кого привел!

— Лежите, мамаша! Говно ваше убирать буду! Лежите уже!

— Баззи!

— Мамаша, сука-вошь!

— Баззи! Ты кого…

Миазмы усилились. Джон отдал наручники Джил.

— Пойдем, что ли, — буркнул он. Джил кивнула, спрятала наручники и, хрустя песком по немытому полу, ушла на лестницу. Джон воровато оглянулся. Из закутка неслись причитания Клифорта и вопли его мамаши. На полке уныло светилась керосиновая лампа с захватанным, треснутым стеклом. Со стен лоскутами свисали доисторические обои. Здесь больше некого было побеждать.