Огонь в его поцелуе

Подойдя к выступу, он просто стоит и смотрит в пустые необъятные просторы неба. Я крепко держусь за его руку — не обращая внимания на то, что его пальцы увенчаны когтями — и тоже устремляю взор в даль. Я не вижу перед собой ничего, за исключением руин Старого Далласа, и выглядят они так же, как и всегда. Улицы завалены разбитыми старыми автомобилями и мусором, а сквозь трещины старого асфальта проросла трава. По стенам зданий расползлись плющи, и все небоскребы настолько далеко, насколько может видеть глаз, представляют собой не более чем разгромленные окна. Вижу, как внизу по одной из ближайших улиц движется целое стадо коров и быков. Все это мне так знакомо, поэтому я просматриваю небо. Не вижу ничего. Сегодня солнечный день, погода прекрасная и теплая, на небе не видно ни облачка. Серо-зеленоватые пульсирующие вспышки Разлома — этой зияющей дыры в голубом небе — видны в том же месте, где и всегда.

— Что именно я должна увидеть? — Не то, чтобы я ждала ответа, разумеется. Просто мне как-то спокойнее, когда произношу это вслух, как будто мы беседуем по-настоящему. — Что-то конкретное?

Он не отвечает. Но, когда я снова просматриваю небо и по-прежнему ничего не вижу, я оглядываюсь на него. Дах взирает на меня сверху вниз с самым… страстным, довольным выражением лица. Как будто он просто наслаждается, глядя на меня. Это вгоняет меня в краску и пробуждает во мне чувство робости. Когда в последний раз я чувствовала такое? Каждый раз, когда на меня смотрел Тейт, мне становилось стыдно. Каждый раз, когда на меня смотрел кто-нибудь из солдат, они глумились надо мной, потому что знали, что я продала себя Тейту. В их глазах я была мусором из-за того, на что пошла, чтобы выжить. Никто никогда раньше не смотрел на меня так, словно ничего прекраснее меня в жизни не видел.

Какое же это непривычно приятное ощущение.

— Что именно я должна там увидеть? — снова напоминаю я, чувствуя себя смущенной. Я заправляю прядь волос за ухо, желая, чтобы я и правда заслужила этот страстный взгляд, которым он сейчас на меня смотрит. Я знаю, что выгляжу отвратительно, мои волосы спутанные, а все лицо у меня в синяках. Он, без сомнения, дракон, поэтому я понятия не имею, c какой стати меня это вообще должно волновать, однако это так.

Все, что делает Дах, — снова берет меня за руку и принимается ее ласкать. Он дотрагивается до моей второй руки, той, что на перевязи.

— Ай?

Он что, спрашивает, не лучше ли с ней сегодня?

— Ничего страшного, переживу, — говорю я ему. — Чтобы перелом зажил, требует время. Хотя, правда, я не совсем понимаю, зачем я тебе это говорю, не считая, конечно, того, что мне нравится звук собственного голоса. Просто так приятно с кем-то поговорить, понимаешь? Пусть даже чувствую себя полной дурочкой.

Он медленно кивает, как будто все это понимает.

— Са-ча… Дах?

Затем он снова указывает на открытое небо.

Не знаю я, о чем он спрашивает, но я пожимаю плечами.

— Да, конечно. Мы можем сваливать отсюда, когда захочешь. Я только за.

Он гладит меня по щеке, и прежде чем я успеваю отреагировать на эту нежную ласку, перекидывается в дракона. Секунду спустя огромные, черные когти обвиваются вокруг моей талии, а затем меня срывают с уступа и уносят в небо.

Мне страшно настолько, что не могу даже закричать.

Господи, как это получается у Клаудии? Я свисаю с когтей Даха, а пряди волос хлещут меня по лицу, когда он, взмахивая крыльями, взлетает ввысь. Я совершенно не чувствую себя в безопасности. Мне кажется, что он в любой момент может меня нечаянно отпустить, и я упаду с высоты сотни — нет, тысячи — футов и разобьюсь на миллион маленьких кусочков.

Я цепляюсь за когти Даха.

— Пожалуйста, только не урони меня!

В ответ дракон просто подтягивает свои передние лапы и прижимает меня к своей здоровенной, жгуче-горячей груди. Ну, это уже хоть что-то. Зажмурив глаза, я держусь за него настолько крепко, как только могу. Мне плевать на то, что его кожа настолько горячая, что жжет мне лицо, и что рана на бедре дьявольски ноет, и то, что я цепляюсь за его чешуи, приводит к тому, что моя сломанная рука болит, — я ни за что его не отпущу. Сперва придется меня от него оторвать.

Похоже, мы летим целую вечность. По крайней мере, мне кажется, что вечность. И, конечно, промежутки между моими судорожным вздохами, также кажутся вечностью, так что я даже не представляю, сколько прошло времени. Слишком много. Не люблю я летать. Нисколечко.

В конце концов я все-таки вынуждаю себя приоткрыть один глаз. До земли по-прежнему так же ужасающе далеко, как и раньше, и мне приходится сдерживать жалобный писк. Но когда Дах поворачивает, ловя восходящий поток, я вижу далеко позади нас высокие разрушенные небоскребы Старого Далласа, которые отдаляются все больше и больше. Это только разжигает мое любопытство. И все-таки, куда же мы направляемся?

Куда он меня тащит?

И как же мне теперь вернуться обратно?