Огонь в кольце

— Очень просто, — начал он свой рассказ. Я его не перебивала и внимательно слушала. — У нас в Колпине линия обороны совсем близко, мы живем, как на пороховой бочке, у нас все время стрельба, пожары, много разрушений. Всего не расскажешь. Однажды к нам в команду пришел представитель штаба 72-й дивизии, организовал взвод добровольцев учиться на снайперов-истребителей. Занятия проводились в подвале полуразрушенного дома. Зачеты были почти у всех на «отлично». Мы получили удостоверения — допуск на передовой край. Я в свою группу взял Ивана Заморина и Михаила Ефименко. В декабре 1942 г. вышли на передовую. Бойцы армии нас радостно встретили. Я получил наблюдателя и участок для «охоты». Местность я там очень хорошо знаю. Немцы от нас совсем близко. Днем я выезжаю на пожары, которых у нас очень много, а ночами ходим на передовую, больше ползком, по траншеям. Делаем каждый себе углубление — ячейку, чтобы было удобнее «охотиться». Перетащили туда щитки, обитые сталью, с отверстиями. Очень удобно с ними стрелять и лучше видеть немца через отверстия. Иногда немцы бывают так близко, что слышно, как они играют на губной гармошке. Они это любят! Однажды был под Красным Бором. Были очень сильные бои. Затем был поход на Ям-Ижору (Федоровское направление). По заданию мы держали линию обороны около 300 метров. Немец очень бил сильно. Когда немного стало тише, мы ползком отправились по траншеям на передовой край. Немцы от нас совсем были рядом. Вот так и «охотимся» мы за этими стервятниками. На моем счету уже 19 фрицев, но это только начало. Один раз нас засекли и так били из миномета, что кругом было черным-черно. Мы все трое подумали, что все кончено, но каким-то чудом спаслись и выбрались удачно. Дома жена отругала меня, сказала, что больше не отпустит, но я все продолжаю свою «охоту». Счет моей мести растет. Как ненавижу я этих гадов! Да и в Колпине, как на передовой, а сколько пожаров! Особенно страшны пожары ночью, мишень для врага хорошая. При тушении пожаров погибает много пожарных.

Он много еще рассказал мне. У Московской улицы пути наши разошлись. Он пошел в 25-ю ГПК, а я в 39-ю. Мы расстались.

А в марте 1943 г. я услышала, что Белоконь Дмитрий Тимофеевич и Заморин Иван погибли смертью храбрых. Это было 5 марта 1943 г. В этот раз им пришлось выйти вдвоем к Красному Бору около 3 часов ночи. Бойцы, провожая их, не думали, что провожают в последний путь. Оба снайпера были убиты осколками шального снаряда. Их тела под обстрелом бойцы перенесли в Колпинскую пожарную команду и похоронили на городском кладбище. Белоконь Димка погиб, даже не верится, что его уже нет в живых.

12 мая 1943 г.

Я случайно встретилась с Ефименко. Он рассказывал много о совместной «охоте» с Белоконем на фрицев:

«Однажды в феврале 1943 г. мы все трое только вернулись с передовой, как пришлось сразу же тушить большой пожар. По Комсомольскому каналу горело 4 дома и горели армейские доты. При тушении погиб командир отделения и несколько бойцов ранено. Выносили ящики со снарядами. Солдаты тоже помогали нам. 5 марта 1943 г. Белоконь и Заморин пошли вдвоем, Димка меня не взял в тот раз (я проштрафился перед ними). Они пошли в 3 часа ночи к Красному Бору. В траншее было очень много снега, поэтому они шли вдоль траншеи, по краю, их заметили и…

Снаряд был восьмидюймовый. От копоти при взрыве снаряда оба снайпера были черными. Их тела вытащили под большим обстрелом, с большими трудностями{20}.

14 мая 1943 г.

По воздушной тревоге я переключила аппарат морзянку на командный пункт и побежала туда. В КП был уже поддежурный телеграфист Мазуров и дежурный по РУПО. Начальства не было. В кабинах звонили все телефоны. По морзянке тоже шла передача. Выяснилось, что дежурный по РУПО был новенький и он забыл завести сирену для оповещения ВТ по зданию РУПО, поэтому из руководства никто не прибыл. Я сказала, чтобы он сбегал на третий этаж и оповестил… Мы с Мазуровым метались по пункту, отвечая по телефонам и аппарату. Я сняла трубку на столе начальника и услышала страшный голос дежурного из заводской команды: «На заводе 174 горит цех, осколками снаряда убиты начальник команды Краснодед, боец Крутиков. Имеются раненые». В это время вбежал в КП начальник и, услышав сообщение, сразу же, несмотря на сильный обстрел, выехал на завод 174, где уже 25-я ГПК и заводская команда работали по тушению пожара.

Краснодеду Михаилу Леонтьевичу было всего 30 лет. Это был красивый, стройный, жизнерадостный человек. И вот его жизнь оборвалась во цвете лет. За какую-то минуту до смерти ему крикнула Смекалова Таня из окна телеграфа: «Товарищ начальник, идите в укрытие». А он повернулся к ней, чтобы ответить и вдруг осколок… Крутикову Михаилу Викторовичу было всего 25 лет.

16 сентября 1943 г.