— Символ, означающий нечто совершенно иное… Помнишь, когда ты медлил исполнить свой обет, сладкий, выворачивающий душу наизнанку зов заставлял тебя рыдать, глядя в распахнутое звездное небо?
На ресницах Агафангела появилась капля и затерялась в густой поросли его бороды.
— Да…Я помню.
— Представь себе эту боль, увеличенную в сотню, в тысячу раз — и ты поймешь, зачем я пришел к тебе.
— Неужели?.. Неужели призыв Бога слышен и в аду?.. Истинно нет предела милосердию Божию…
— Лучше бы был, — усмехнулся демон, — Эта мука пострашнее серного озера. И хуже всего то, что за единый миг ее можно все отдать… А когда зов чуть смолкает…
Демон подошел вплотную в иконе Михаила. И в его глазах мелькал тени прошлого: блики от мечей и доспехов, чьи-то лица, всполохи света, и рука невольно потянулась к груди — к тому месту, где под одеждой скрывался глубокий шрам от оружия того, чей образ так талантливо воссоздал иконописец.
— Так вот почему вас не уничтожают… Бог надеется на ваше раскаяние.
— Нет. Он прекрасно знает, что никакого раскаяния не будет. Существо, испытавшее хоть малейшее сомнение в этой истине — предатель Люцифера и князя, которому служит. Подобный поступок является предательством и изменой. Виновный подлежит немедленному уничтожению. То, о чем ты подумал, невозможно из-за того что мы не хотим. Не хотим, потому как не имеем права и не нуждаемся в этом!
— Но…раз создано наказание…Значит такое уже случалось?…
Демон усмехнулся.
— Случалось… Конечно случалось. Словно яркая звезда, срывается предатель из подлунного царства в сумрак, чтобы навсегда остаться безличной тенью…Иногда, когда ты видишь звездопад — это не только звезды.
— Ты посеял в мою душу смущение. Я не понимаю…
— Не понимаешь, почему нас не уничтожили? А тебе не приходило в голову, что нелегко заставить себя убить своих детей??? Ты забыл, что мы с тобой — братья?!
Ужас пронизал Агафангела от этих слов.
— А ты? Ты хотел бы покаяться? — вдруг спросил инок.
— Ползать на коленях и молить о прощении — удел рабов, ваш удел. А я свободен. Ты бредишь, старик, — процедил демон сквозь зубы, и Агафангел даже отшатнулся, увидев его лицо.
— Ты споришь с самим собой. Зачем тогда ты спрашивал, смог бы я простить тебе то, как ты мучил меня или нет?
— Ты не понимаешь, что несешь, — прошипел демон, и его плащ превратился в огромные крылья летучей мыши.
— Запомни — не прощается только то, в чем не каются!
— Заткнись, Агафангел. Мне это не поможет. А тебе — вполне. Ровно через год в полдень зазвучит по тебе отходная.
Монах вздохнул. Взгляд его посветлел.
— Помоги тебе Архангел Михаил.
Демон фыркнул и огромной черной птицей вылетел прочь через окно.
Агафангел перекрестился.
— Все что ты сделал мне, я тебе простил. Но только это.
От этих слов яркий свет вырвался с не дорисованного изображения Михаила. Агафангел пал на колени. Когда он поднял голову, то увидел, что икона завершена, а в руках у архангела не стальной, а огненный меч.
В пещере проход был узеньким, ступеньки истертыми и неудобными. Темнота освещалась только свечкой, зажатой в ладони таким образом, чтобы воск не капал на пол.
Сначала шел Димка, потом Соня и Тоха.
Справа и слева стояли раки с мощами святых. Дима спешил, он уже порядком устал от всего мероприятия. Соня щурила глаза, пытаясь рассмотреть получше образы, висевшие над раками.
— Интересно, откуда вообще традиция выставлять покойников на обозрение? Я себя ощущаю персонажем «Баек из склепа», — признался Димка.
— Подожди, дай хоть одну раку рассмотреть.
Девушка остановилась и осветила свечой небольшой гробик. Что-то внутри оказалось завернутым в зеленую парчу.
— А может, там и нету никого? — шепотом спросила она.
— Давай заглянем в следующую, — предложил Тоха.
— Да никого там нет, все сгнило уже давно, — фыркнул Дима. — Ребят, может на воздух?
— Если не веришь, что там кто-то есть, чего дрейфишь? — хихикнула Соня. В этот момент двое мужчин догнали их, и чтобы разминуться, ребята прижались к одной стене.
— Ну что, посмотрим…
Тоха поднес свечку к прозрачной крышке.
— Нет, братишка, тут однозначно кто-то лежит.
— С чего ты взял?
Он ткнул пальцем в стекло.
— Руки.
Из складок золотой парчи выглядывали две неестественно маленькие, сухонькие ручки коричневатого цвета.
Соня закричала.
— Пошли отсюда! Пошли скорей! Господи, тут везде мертвецы!
Тоха проводил удивленным взглядом поспешно удалявшихся друзей. Вокруг стало значительно темнее. Он снова поднес свечу к крышке раки. На коричневатых ручках были видны рельефно проступающие жилки. Палец невольно потянулся к ним и столкнулся с прохладой стекла. Странно, но ни страха, ни брезгливости он не испытывал. Тоха поднял глаза на висевший над ракой образ. Хотелось бы ему знать, кем был этот человек, чем занимался, о чем мечтал.
Поднявшись на поверхность, он осмотрелся. Не увидев ребят, дошел до ближайшей лавочки и присел. И задумался.