За все двадцать восемь боевых соприкосновений с противником, в которых мне приходилось участвовать в дни Великой Отечественной войны, ни одна торпеда из сорока двух, выпущенных по моей команде «пли!», не приносила столько волнений, сколько принесла эта последняя боевая торпеда. До предела взволнованные, ждали результатов атаки и остальные подводники...
Над танкером поднялся громадный водяной столб, увлекший за собой всю кормовую часть судна. Судно окуталось густым дымом, и через мгновение его не стало видно.
Подводная лодка уже легла на курс отхода и дала полный ход, когда раздался новый сильный взрыв. Нас изрядно тряхнуло. Там, где стоял танкер, мы увидели огненный столб высотой более ста метров. Стало светло как днем.
Потопление танкера, хотя и ценой трехкратного выхода в атаку и выпуска всех шести торпед, имеющихся в аппаратах, полностью оправдало наш экипаж — ведь важен конечный результат. Победителей не судят.
Лодка на полном ходу мчалась курсом на север. Надо было отойти подальше от берега, погрузиться на большую глубину и перезарядить торпедные аппараты.
На мостик вышел Паша с перекинутым через плечо фотоаппаратом.
— Ну как, Паша, успел сфотографировать что-нибудь? — спросил я.
— Нет, — огорченно ответил матрос. — Меня прогнали с мостика... мешал.
— Кто прогнал?
— Старший помощник. Говорит: «И без тебя тут хватает раззяв... Ходишь, — говорит, — как медуза по мостику». Конечно, я еще... не могу быстро бегать, я не совсем подводник, не привык еще.
— Ну, ничего, — успокоил я матроса, — в следующий раз прикажу, чтобы тебе дали возможность сфотографировать ночной торпедный взрыв. Сегодня взрыв был какой-то... невыразительный. Ты бы все равно не успел его снять.
— Да он и в другой раз не снимет, — вмешался Глеба.
— Почему?
— Да здесь же позировать никто не будет, а работать быстро он не может. Как медуза ползает...
— Нет, товарищ капитан-лейтенант, с аппаратом я работаю быстро.
— Ну, вот посмотрим, как ты работаешь, — прервал я спор. — Завтра или послезавтра еще кого-нибудь встретим, атакуем, а ты снимай.
На вторые сутки мы действительно встретились с немецко-фашистским конвоем.
Накануне вечером была получена радиограмма от командования о том, что из Бек-Фьорда вышел конвой в составе пяти транспортов, трех эскадренных миноносцев и нескольких мелких судов.
Расчеты показали, что он должен подойти к нашей позиции около пяти часов утра.
Мы начали готовиться к бою...
Ночь была темная. Большая зыбь мешала работе гидроакустика. Северо-восток, откуда мы ожидали появления противника, затянут мглистым туманом. Видимость упала до нескольких кабельтовых.
Ранним утром неожиданно мимо самого носа нашей лодки пронесся на полном ходу эскадренный миноносец врага. Попутными волнами лодку подбросило, как шлюпку. С кораблей нас не могли заметить: мы находились со стороны берега, на фоне высоких гор.
Стало ясно, что мы не сумели своевременно обнаружить конвой. Справа на нас надвигалась лавина кораблей. Четыре транспорта в сомкнутом строю следовали один за другим. Вслед за ними шло много мелких судов. Эскадренный миноносец, жертвой которого мы чуть было не стали, следовал головным и, насколько мне удалось пронаблюдать, шел зигзагообразно большим ходом.
— Оба полный назад! — скомандовал я вслед за объявлением боевой тревоги.
Я относительно спокойно смог рассмотреть надвигающиеся корабли. Впереди шел транспорт пассажирского типа водоизмещением в десять — двенадцать тысяч тонн. Его плохо затемненные иллюминаторы на близком расстоянии светились тремя рядами над поверхностью моря.
— Аппараты, пли! — пронеслась по лодке команда, когда форштевень первого транспорта достиг линии прицеливания.
Торпеды понеслись по курсу подводной лодки.
Одна из них взорвалась у борта первого транспорта, в районе фок-мачты. Пламя пожара мгновенно окутало корабль. Потом он переломился, поднявшись средней частью вверх.
Новый взрыв. Это вторая торпеда попала в другой транспорт — третий в строю вражеских судов. Взрыв оказался еще более сильным. Горящие обломки судна, описывая большие траектории, с высоты падали в воду. Через несколько минут судно почти в вертикальном положении ушло под воду.
Два последующих взрыва торпед, достигших цели, образовали новый яркий фейерверк. Зарево от взрывов было настолько велико, что подводная лодка капитана третьего ранга Каланина, находившаяся в двадцати двух милях от мыса Нордкин, едва не решила сыграть «срочное погружение», чтобы не быть замеченной береговым наблюдением. Другая наша соседка, лодка капитана третьего ранга Колосова, находящаяся в семнадцати милях от нас, тоже увидела зарево. В ее вахтенном журнале было записано: «По пеленгу 240 градусов две шапки пламени на горизонте».
Не мудрено, что нас тут же обнаружили. Многочисленное охранение конвоя (точное количество нам так и не удалось установить) начало выходить на нас в атаку. Как докладывал сигнальщик, головной миноносец открыл по лодке артиллерийский огонь. Проверить правильность доклада я не успел. Подводная лодка на заднем ходу мчалась к берегу и каждую минуту могла налететь на камни.