Огонь в сердце

— Потому что они живые. Умертвия хороши как прислуга хотя бы тем, что не задают лишних вопросов и верны своему хозяину, но, находясь с ними постоянно один на один, начинаешь забывать человеческую речь. Общение с обычными людьми в этом случае очень важно, — объяснил Истол, а я вдруг на мгновение ощутила себя вернувшейся в наши ежедневные занятия.

Это было так странно, так уютно и в то же время так привычно. Мы не виделись неделю, но мне действительно не хватало наших занятий, а если еще точнее, то наших разговоров. Мне нравилось беседовать с куратором. Слушать его всегда было увлекательно.

— А что за шкатулку вынес ваш дворецкий? — полюбопытствовала я, вытирая пальцы салфеткой.

— Ее содержимое я покажу тебе чуть позже, раз уж моя мать так поспешно нас покинула. Лучше скажи мне, желтые глаза этой ночью появлялись в твоем сне?

Я ждала, когда преподаватель задаст этот вопрос, но порадовать его мне было нечем.

— Увы, этой ночью я не спала.

Пожалуй, я уже даже начала привыкать к темному, немного острому взгляду Истола. К его мягкой полуулыбке, за которой могло скрываться что угодно.

Я не понимала его мотивов. Его поведение меня настораживало, но не настолько, чтобы я хотела сбежать от этого мужчины как можно дальше. Наоборот, какая-то часть меня желала понять его, изучить словно новый материал.

Правда, в моей жизни уже и без того было слишком много тайн, но каждая из них стоила того, к чему я в итоге должна была прийти. Чувствовала, что еще немного — и я узнаю, кем были мои родители. Но самое главное, я смогу понять, почему восемнадцать лет назад меня оставили в Доме Покинутых.

Модистка явилась в столичный особняк галеция Вантерфула сразу после завтрака. Избежать абсолютно ненужной экзекуции у меня мало того, что не получилось, так еще пришлось вертеться у перенесенного через портал зеркала в присутствии Истола. Покидать гостиную, где мы расположились, он отказался категорически, что поначалу привело меня в чистейшее негодование.

Просто я не знала, что примерять мне ничего не придется. Модистка оказалась на четверть домовой, что позволило ей в совершенстве овладеть даром иллюзии. Все наряды появлялись на мне по мановению чужих пальцев и так же быстро исчезали, падая на пол золотистыми искорками.

— Отлично, мне все нравится, — резюмировал мужчина, с дивана осматривая очередной наряд.

Он был похож на женский зимний костюм для верховой езды. Светло-голубая ткань слегка переливалась, немного мерцая на свету. Глубокий капюшон, манжеты рукавов и баску дубленки украшал белоснежный мех.

Я никогда не носила ничего подобного. Не могла сказать, нравилась мне эта одежда или нет, потому что ощущала себя в ней странно, но кое-что осознавала очень хорошо.

— Гале… Истол, — тут же исправилась я, стоило мужчине с предупреждением прищуриться.

— Да, любовь моя? — отозвался он, довольно улыбнувшись.

— А ва… тебе не кажется, что… — тщательно подбирала я слова. — Нам стоит на этом остановиться?

— Остановиться? Лиция, милая, мне очень импонирует твоя скромность, но на данный момент ее необходимо отринуть. Дорогая, мы только начали.

Если бы я знала, что мы действительно только начали, то нашла бы способ сбежать.

Модистка посещала особняк Истола все три дня подряд. Она появлялась сразу после завтрака, уходила незадолго до обеда и возвращалась за час до ужина уже с готовыми нарядами. Почти к каждому из них прилагалась обувь, которую изготавливали в мастерской, что находилась на пересечении главных улиц недалеко от площади с фонтанами.

Я ощущала себя крайне скверно. Куратор говорил, что женщины получают огромное удовольствие, совершая покупки, но единственное, о чем я могла думать, — это потраченные на меня мужчиной деньги. Сколько бы я ни спрашивала, сумму преподаватель мне так и не озвучил, но быть обязанной ему еще и в этом я не желала.

Собственно, именно поэтому я и пробралась ночью в его домашний кабинет. Истол разрешал мне свободно передвигаться по особняку, и в его кабинете-лаборатории на цокольном этаже я надеялась найти хоть какие-нибудь бумаги, подтверждающие траты на мое содержание. Тогда я смогла бы выписать ему чек на необходимую сумму.

Осторожно прикрыв за собой дверь, я успела по памяти сделать три шага по направлению к массивному рабочему столу, прежде чем зажгла маленькие огоньки прямо в воздухе, отправив их под потолок.

Неровный свет вырвал из темноты предметы мебели, бросив на стены черные тени. Громкий скрип позади меня прозвучал максимально зловеще. Обернувшись, я едва не призвала собственный дар.

— Куратор Вантерфул… — выдохнула я с облегчением.

— Не спится? — произнес он мягко, рассматривая содержимое своего бокала.

Под светом огоньков напиток имел почти такой же цвет, как и вновь явившиеся ко мне глаза. Они приходили вчерашней ночью для того, чтобы обругать меня за длительную невозможность общаться, что было совсем уж удивительно и даже возмутительно.