Огонь в темной ночи

Дом был построен углом, и каждый его фасад выходил своими окошками с полусгнившими рамами на улицу. Много бурь пронеслось над ним, но он все еще стойко сопротивлялся. Почти сливающаяся с пятнами сырости на стене табличка указывала, что здесь живет ДОКТОР МАНУЭЛ ПАДУА, АДВОКАТ. Жулио постучал в дверь, от удара кулака она сама отворилась, открыв ему доступ в коридор. Из кухни доносилось громыхание посуды и запах еды. Он снова постучал, но никто, казалось, и не заметил прихода постороннего. Заинтригованный, Жулио заглянул в соседнюю комнату, где была натянута проволока, на которой висело мокрое белье. В воздухе чувствовался запах плесени. Недолго думая, Жулио достал из кармана губную гармонику и попытался воспроизвести мелодию, что играл утром на пианино. Из столовой вышел худощавый юноша в пальто. Выражение лица у него было болезненное. Держась руками за грудь, он прошел мимо Жулио и поднялся по лестнице на второй этаж. Присутствие незнакомца, очевидно, его не интересовало. Наконец появилась Мариана, а вслед за ней — женщина в очках, коренастая, с кислой миной.

— А, это ты! Проходи, садись! — воскликнула Мариана и взглянула на мать, словно прося у нее поддержки. Жулио едва не задел женщину, протискиваясь в столовую. Мариана беспомощно огляделась по сторонам и, чтобы преодолеть смущение, спросила: — Хочешь дыни?

Тут Жулио заметил сидящего за столом человека; за воротник у него была заправлена салфетка, и он блаженно улыбался.

— Это мой отец.

Так, значит, вот он какой, этот доктор Мануэл Падуа с таблички на двери! «Мой отец окончил юридический факультет, но так и не смог подняться выше мелкого служащего в отделе». Хозяин отрезал кусок ды_ни и с видом заговорщика посмотрел на приятеля дочери, словно их обоих сближало участие в каком-то увлекательном и запретном деле.

Женщина в очках упорно продолжала стоять в дверях.

— Моя мать… Это моя мать, Жулио. А это, папа, мой коллега, о котором я уже вам рассказывала.

Доктор Падуа энергично тряхнул головой. Скулы у него были лиловатого оттенка, нос толстый, изрытый оспой. Он настойчиво угощал гостя дыней, придвигая к нему блюдо. Жулио разглядывал его бесцветные глаза и карикатурный пиджак, застегнутый на все пуговицы до самого подбородка, чтобы не было заметно отсутствия рубашки. Плотные занавеси почти не пропускали дневного света, и в комнате царил полумрак. На этом фоне Мариана показалась ему еще некрасивей, чем обычно. Жулио чувствовал себя здесь лишним. Он уже раскаивался, что пришел.

— Мама, если вы позволите, я пойду с коллегой на лекцию.

Она ожидала ответа с таким мучительным нетерпением, что Жулио тут же проникся к ней сочувствием. Покорные глаза старика тоже, казалось, умоляли. Женщина что-то проворчала себе под нос и скрылась в кухне. Пытаясь рассеять неприятное впечатление, доктор Падуа жалко улыбнулся и сказал:

— Съешьте еще кусочек. Она вкусная. — И повернулся к дочери: — Так ты уходишь?

Мариана с полными слез глазами надевала жакет.

— Всего хорошего.

Жулио пожал руку доктору Падуа, неизменная и нелепая улыбка которого его раздражала. Он еще успел заметить, как тот положил ногу на ногу, помогая себе обеими руками. Дверь кухни неожиданно отворилась, и старик, поспешно схватив газету, спрятался за нее.

Очутившись на улице, Жулио быстро пошел широким шагом, не оглядываясь на Мариану, словно ее общество все еще напоминало о тягостных моментах этого визита.

— Жулио… — проговорила девушка, беря его под руку. И он увидел в ее влажных глазах такое же умоляющее выражение, как у доктора Падуа.

— Что?

— Не молчи, скажи что-нибудь, пожалуйста! Тебя у нас кто-то обидел?

— С чего ты взяла?

— Извини за то, что произошло. — И Мариана отвернулась. Жулио продолжал молчать, и тогда она повторила: — Скажи что-нибудь. Или, если хочешь, я уйду.

Она плакала беззвучно, ловя губами падающие слезы. Жулио с силой стиснул ее руку; в это мгновение ему хотелось выразить ей все свое сочувствие. Мариана поняла, что с ним творится, и улыбнулась, сморщив блестящий носик.

— Как тебе понравился мой отец?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я его очень люблю.

— Будь я на твоем месте, я бы, наверное, тоже его любил… — И прежде чем Мариана подняла на него глаза, чтобы разгадать смысл этих слов, он предложил: — Пошли на реку?

— Пошли.

Схватив Мариану за руку, он побежал вместе с ней по крутому откосу.

От осенних дождей река вздулась и затопила пересохшее русло, где в разгар лета лишь в некоторых местах оставались неглубокие лужицы; катя свои волны, она увлекала за собой деревянный остов постройки, служившей во время летней жары баром на берегу. Лишь один песчаный островок, наполовину погруженный в воду, еще оставался на поверхности, и на нем приютился цыганский табор. Влажный бриз надувал парусину, вздымая вихри песка с окружающих палатки дюн, что придавало месту еще более дикий вид.