Они поднялись по ступенькам. Вслед за девушками в комнату вошла служанка и, ни слова не говоря, поставила на письменный стол поднос с ужином. Мариана бросилась на кровать, устремив перед собой невидящий взгляд. В их доме всегда царило молчание. Тяжелое, почти осязаемое молчание, и эту стену ничто не могло пробить, если бы кто-то и пожелал. Порой Мариана испытывала непреодолимую потребность взорвать гнетущую тишину, которая обретала форму, запах и приноравливалась к людям и к окружающим их вещам. Но как? Кричать, кусаться, теряя рассудок? Соседи поговаривали, что дом населен привидениями. Иногда на лестничных площадках, в темных закоулках слышались стоны, приглушенные хрипы, а кое-кто даже жаловался, что привидения награждают людей пощечинами. Мариана приходила с улицы, залитой солнечным светом, и, переступая порог, попадала в пещеру, где обитали призраки, где и живые существа были осуждены влачить существование призраков. Брат, полулежащий в кресле и каждые полчаса ставивший градусник («Мама! У меня температура опять поднялась на четыре десятых! Надо сказать доктору, что кальцекс не помогает»), мать, угрюмая, похожая на большую уродливую птицу, с каждым днем все более резкая, ощетинивающаяся в ответ на любое ласковое слово; и отец… бедный отец, такой жалкий, такой опустившийся и неизменно покорный!
Нет, Мариана не хотела об этом думать. Она не допустит, чтобы мрачные мысли лишили ее возможности помечтать и пофантазировать, и пусть воображение уведет ее сегодня ночью подальше отсюда. Она лениво жевала кусок бисквита. Горький! Швырнула его на поднос и снова бросилась на кровать.
— Вам нравится Зе Мария? Берите бисквит. Извините, Дина, что я вам раньше не предложила, я такая рассеянная. Он вам очень нравится?
— Если говорить начистоту, даже не знаю. Он мало разговаривает, никогда не бывает со мной откровенным, по-моему, он только о себе и думает. Ему туго пришлось в жизни. Но мне нравится с ним ходить. Я ведь глупенькая. Знаете, много думать надоедает. Я жду, когда события произойдут сами собой. Мне достаточно быть зрительницей. А вам ваш кавалер нравится?
Мариана накинула на плечи халат и улыбнулась. Мягкое прикосновение ткани вызвало приятное ощущение. Она хотела продлить паузу между вопросом Дины и своим ответом, наполнив ее всеми тревогами, сомнениями, желаниями, которые он в ней пробудил.
— Мы всего-навсего друзья. Сегодня стали друзьями.
Эти слова вызвали в ней еще большее волнение. Ей хотелось совершить что-нибудь недозволенное, какую-нибудь глупость, которая оскорбила бы тени и молчание этого склепа. Как странно звучит — «ее» Жулио! Когда он был рядом, ей казалось, что в любой момент может случиться неожиданное. Она подошла к зеркалу и отбросила волосы назад, за уши; затем небрежно свернула их на затылке, а сама в это время внимательно разглядывала свое лицо. Если бы она хотя бы была хорошенькой!
Дина продолжала сидеть к ней спиной, листая журналы.
— Можете взять с собой несколько номеров.
— Не стоит, чтение меня утомляет. Что мне нравится, так это плести кружева и вязать. Я могу заниматься этим целыми днями.
— А Зе Мария об этом знает? — лукаво спросила Мариана. — Берегитесь, мужчинам быстро надоедают мастерицы на все руки…
Дина вспыхнула.
— Я…
— Вы приняли мои слова слишком уж всерьез! Посмотрите в зеркало, какие у вас пунцовые щеки… А что, если мы перейдем на «ты»?
— Ну, я краснею из-за каждого пустяка.
— У меня и в мыслях не было вас обидеть.
— Я понимаю. Только мне кажется, что Зе Марии ровным счетом безразлично, похожа я на примерную хозяйку или нет. Он не любит, когда другим становится известно о его мыслях, о его работе. Знаете, я прихожу к заключению, что он испытывает неприязнь к тем, кто всех ближе к нему. Ему чудится, будто люди только и думают, как бы ему помешать поскорее добиться желаемого. Я для него ничего не значу; он и ходит-то со мной лишь по привычке или потому, что может вести себя в моем обществе, как ему заблагорассудится. Так он берет реванш за все.
— Не говорите так, Дина! Надо верить в людей. Надо верить в жизнь.
— Да разве я не верю? Посмотрим, получится ли у меня называть вас на «ты» сразу, без подготовки? Благодарю за предложение.
За дверью послышались шаги, кто-то с трудом поднимался по лестнице. Дина услышала учащенное дыхание. Дверь с пронзительным скрипом отворилась. На пороге стоял человек, опираясь о косяк: не будь этой опоры, он бы ни за что не удержался на ногах. Человек улыбнулся безмятежной улыбкой пьяного.
— Мой отец, — представила Мариана, и в ее голосе прозвучала горечь.
По выражению лица и по тону Марианы Дина догадалась о таких вещах, которые она предпочла бы лучше не знать. Она торопливо накинула жакет и распрощалась.
Доктор Падуа загораживал ей дорогу; пытаясь заговорить, он открыл рот, но только беззвучно пошевелил губами. Он так ничего не сказал и снова улыбнулся. От улыбки все его лицо сморщилось и стало похожим на маску паяца.
— Мадемуазель… — пробормотал он наконец.