Огонь в темной ночи

Абилио знал, что пансион постоянно находится на грани катастрофы. Жильцам приходилось точно соблюдать срок внесения платежей; если хоть один из них был просрочен, хозяйка возвращалась с рынка с полупустыми корзинками, что незамедлительно отражалось на обедах. Сеньор Лусио приехал из деревни без гроша в кармане; он хотел завоевать город с помощью кулинарных способностей доны Луз и осуществить заветную мечту — дать образование дочери. Мечта эта была отражением настойчивых честолюбивых стремлений жены.

Пансионы для студентов содержали главным образом крестьяне, которые жаждали создать своим детям лучшую жизнь и все ставили на карту. В счастье детей они искали удовлетворения своих тысячелетних чаяний и обид; отваживаясь на эту одиссею, они шли на все, лишь бы мечта не рассеялась как дым. Резкая перемена образа жизни предоставила сеньору Лусио, по крайней мере внешне, скорую и конкретную компенсацию — возможность дать наконец отдых изможденному непосильной работой телу. Может быть, поэтому в нем ощущалась слишком уж очевидная, чтобы быть случайной, лень, простодушное желание насладиться беззаботной жизнью.

Однако стоило какому-нибудь жильцу задержать хоть немного плату за пансион, сеньор Лусио тут же подкарауливал его в коридоре с заискивающей улыбкой, явно предназначенной показать, что встреча произошла чисто случайно. Через несколько дней улыбка покидала его морщинистое лицо деревенского жителя, и он прибегал к новому ухищрению: жаловался на подстерегающие его на каждом шагу невзгоды. Студент, даже если он жил в его доме и питался за его счет, все еще был для сеньора Лусио представителем высших классов, к которому такой бедняк, как он, должен обращаться с умоляющим видом, точно выпрашивая милостыню. Дина догадывалась о маневрах отца, и всякий раз, как такое происходило, ей было стыдно смотреть в глаза постояльцам.

На сей раз сеньор Лусио осаждал одновременно Зе Марию и Абилио. И тот и другой чувствовали за собой слежку. Абилио думал обо всем этом солнечным утром, пока Сеабра спал — рука у него свесилась на пол и лицо казалось старым и помятым.

Наверное, Сеабра мог бы сейчас выручить сеньора Лусио. У Сеабры всегда денег куры не клюют, по крайней мере, все так считают.

Абилио загромыхал ведром с водой, и товарищ по комнате повернулся к стене.

— Я тебя разбудил?..

Сеабра что-то буркнул в ответ. Момент был не очень подходящий, чтобы требовать от него великодушия. До тех пор, пока Сеабра не приходил в себя после очередной пирушки, в которой принимал участие накануне, он был не в состоянии проявить даже ту видимость солидарности, которую в определенных границах всегда старался соблюдать. Но надежда, что к вечеру настроение товарища улучшится, а главное, заразительный блеск этого утра, такого удивительно светлого и обновленного, благотворно подействовали на Абилио. Он быстро оделся, словно с улицы его призывало солнце, готовое разделить свой оптимизм со всеми людьми. Когда он осторожно притворял дверь, Сеабра проснулся:

— Закрой окно, скотина.

Скотина! В другом случае оскорбление задело бы его, но теперь Абилио показалось, что оно к нему не относится. Впрочем, и сам Сеабра, всегда осмотрительный в выборе слов, обозвал его, вероятно, не отдавая себе отчета. Этим утром трудно было пронять Абилио руганью. Ему хотелось бежать по улицам навстречу счастливой случайности.

Солнце сияло по-праздничному. Яркий свет слепил глаза. Девушки в легких платьях собирались стайками и щебетали, как птицы после грозы. Все остальное — смутные воспоминания, тревоги — постепенно покидало его сознание.

Очутившись на широкой Университетской улице, Абилио направился прямо к книжной лавке, где постоянно вывешивались объявления о репетиторстве. Он перечитал некоторые из них, приклеенные к витрине. «ДАЮ ЗА УМЕРЕННУЮ ПЛАТУ УРОКИ МАТЕМАТИКИ. ОПЫТНЫЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ». Хорошая мысль. Математика как раз та дисциплина, где студенты встречают больше всего трудностей, а ему она дается легко. Уроки. Почему он раньше не подумал о таком выходе? Ведь тогда можно было бы отказаться от теткиной помощи, напоминающей подачку, и обучать отстающих математике или другим предметам, а самому продолжать учение. Обрадованный перспективой будущей свободы, Абилио решил тут же написать объявление. Продавщица книжного магазина расхаживала за прилавком, раскладывая по местам беспорядочно лежавшие толстые книги, а хозяин, рассеянно поглядывая на улицу, нервно затягивался сигаретой. В его манерах не было и следа той вкрадчивой вежливости, которая отличала других букинистов студенческого квартала.

— Вы должны возместить мне деньги, мадемуазель, — заявил он продавщице, не обращая внимания на то, что делает ей выговор в присутствии постороннего. — Если вы потеряли почтовые марки, меня это не касается. Я вас предупреждал.

Чтобы скрыть замешательство, девушка принялась с удвоенной энергией рыться в книгах.

— Что вы хотите?

Услышав заданный властным тоном вопрос, Абилио смутился и тоже сделал вид, будто его интересует груда лежащих на прилавке книг.