Огонь в темной ночи

Каждый из друзей внес свою лепту в убранство их жилья. Мариана потратила сбережения и купила ковер. Жулио принес безделушки и книги, а Луис Мануэл наводнил комнату кузины сладостями, пластинками, всевозможными безделушками, прежде вызывавшими зависть тех, кто посещал его дом. Так Луис Мануэл тоже перестал бывать в салоне доны Марты, потому что у Эдуарды никто ему не докучал, никто не оговаривал его аппетита или внезапной задумчивости. Захватив с собой проигрыватель, он садился в укромном уголке на пол и спокойно предавался размышлениям, как только ему хотелось побыть одному. Другие тоже наслаждались утонченно-богемной обстановкой, постоянно пребывая в приподнятом настроении, словно пользовались привилегиями обособленного племени, куда не смеет проникнуть ни один чужестранец. Они приходили к Зе Марии, чтобы почитать стихи, подготовить новые номера литературных журналов, воинственных, презирающих все авторитеты, чтобы в восхитительно интимной обстановке обсудить новости студенческой жизни, ведь вмешательство властей придавало ей возбуждающий привкус нелегальности. И не менее притягательным поводом была возможность застичь молодоженов врасплох.

Никто не хотел и думать, что жизнь когда-нибудь может их разлучить. Надо сохранить эту общность идей, привычек и убеждений, пронеся ее через все превратности будущего. Когда Луис Мануэл предложил после окончания университета поселиться вместе, в одном доме, оставаясь солидарными и свободными от буржуазных предрассудков, он выразил желание, о котором до сих пор каждый боялся заговорить, чтобы его не сочли фантазером; но раз уж о нем зашла речь, оно показалось им удивительно легко осуществимым. И они с наслаждением обдумывали свой план, заранее с удовольствием предвкушая маленькие каждодневные происшествия и трогательные проявления дружбы в предстоящей им совместной жизни. Жулио пытался обуздать то, что представлялось ему отголоском сентиментальности в их юношеском энтузиазме, и все же ему трудно было не поддаться искушению. Прелесть неизведанного, отвага и пылкая дружба захватили и его.

— Да, — подхватил он с обычной своей сдержанностью. — Надеюсь, нам удастся отыскать город, где каждый из нас найдет себе работу по душе.

— Вместе мы будем силой, — добавил Зе Мария.

Мариана постоянно твердила эти слова про себя.

По мере того как мечта обрастала конкретными деталями и подробностями и каждый дополнял ее новыми предложениями, она начинала воспринимать ее как свою мечту.

Свою собственную. Любой ценой надо защитить ее от непостоянства Зе Марии, от страсти к бродяжничеству Жулио, от вызывающей опасения легкомысленности Эдуарды, от эгоизма Луиса Мануэла. От всего. Это была ее мечта. Ночью, перед тем как уснуть, она думала о ней, словно вновь оживляла в памяти случившееся наяву.

— Нам не хватает еще одного компаньона. Вернее, компаньонки… — заметила Эдуарда.

Все почти с осуждением посмотрели на Луиса Мануэла, едва ли не обвиняя его в предательстве за то, что он не спешил с выбором той, что разделила бы с ним так радостно волновавшую их мечту.

— Совместная жизнь поставит перед нами ряд проблем. Думаю, ни одной женщине не понравится, если она, выйдя из комнаты полуодетой, встретит в коридоре чужого мужчину, который уставится на ее ноги… — словно извиняясь, добавил Луис Мануэл шутливым тоном.

— Противный обыватель! — бросил ему Жулио.

Эдуарда не скрывала, какое горделивое удовольствие вызывает в ней этот круг друзей. Она чувствовала себя центром целого мира. Мира, где можно смеяться, делать глупости, и никакие предрассудки не помешают. И все же никто из них не переступал границ. Ах, если бы ее родные видели, как она радуется и торжествует победу.

Первые недели Зе Мария тоже не мог оставаться равнодушным к ослепляющей новизне их совместной жизни, полной неожиданных и приятных открытий. Они дурачились, неумело зажигая керосинку, готовили кофе и пили его прямо в пижамах, забывая, что Зе Марии пора на занятия. Покупка нового стула восхищала их, словно это была редкая драгоценность. Иногда после ухода друзей они никак не могли угомониться и болтали в постели ночи напролет.

Мариана приносила из дома сахар и чай, а Луис Мануэл никогда не забывал прихватить разные деликатесы. Разливая чай, Эдуарда неизменно спрашивала, рассчитывая на комплимент:

— Правда, он неплохой?

— Чай просто восхитительный! — восклицал Жулио.

— Плутишки, — ворчал Луис Мануэл, флегматично протирая очки. — Сладкая у вас жизнь, точно у аббатов. Эдуарда слишком балует тебя, мой милый! — И, взяв Зе Марию за руку, он указал ему на лежащий на столе сверток. — Сегодня я принес вам подарок.

Развернув сверток, Зе Мария увидел два великолепных ананаса. Но он даже не решился поблагодарить, считая, что получать такие щедрые подарки имела право только его жена. И ми еще владело головокружительное безумие, заполнявшее пугающую пустоту, когда могли всплыть на поверхность сомнения, от которых, наверное, никогда не удастся окончательно избавиться.