Огонёк в чужом окне

Тратишься на шило да на мыло,

Трояка с получки не пропьешь.

Сам себе придумал долю злую.

Непонятно, как тебе дано

Без улыбки жить, без поцелуя,—

Ты ж не водишь девушку в кино!»

Я засмеялся.

— Ты что? — обиделся мой друг. — Высмеиваешь? Не нравится?

— Не каждый талант награждается аплодисментами,— увильнул я,— а ты их постоянно требуешь. Скромности тебе не хватает.

— Извини, Вик... Я тебя не потому звал... Другое у меня. Батя заявился...

— Тогда почему ж твой голос не дрожит от радости?

— Он из больницы только что выписался: кусок желудка отхватили. Язва... Жена прогнала его, молодая. Мать на порог не пустила, и дочки отказались. Он ко мне,

— Ты, разумеется, выдал ему что положено?

— Выдал,— Пепор устало вздохнул. — В гостиницу пока устроил. Дальше что делать, не знаю.

— Ну и дурак! Он знал, что делал, когда бросил вас.

— Он знал, а я вот не знаю... Где бы деньжат перехватить. Он на мели.

— Посоветуй ему банк ограбить. Или пускай третий раз женится. На богатой старухе.

— Заткнись! В дом отдыха бы его на пару недель, потом видно будет.

— Ты блаженный,— сказал я.

— Веришь, Вик, смотрю на него, отец мой родной, так? А у меня ничего к нему. Пусто... Чужой. Посторонний!

— Это нормально. Что поссешь, то и пожнешь.

— Что ж, по-твоему, и я должен его прогнать?

— Другого решения быть не может. Он подлец, что ж тут раздумывать? Пускай возвращается к своей «путеводной звезде», так, кажется, он называл ту, молодую.

— Называл... Лежачего не бьют...

— Слушай, а ты сегодня ел что-нибудь?

— Не хочу. Я нуждаюсь в духовной пище.

Я знал, что в пятницу он отправил матери восемьдесят пять рублей; чтоб прожить до аванса, ему надо тратить в день по пятьдесят копеек.

— Пусть твоя душа духом питается, а вот тело... Вставай, кормиться пойдем, все равно не отстану, так что лучше поднимайся добровольно. Деньги у меня есть.

Если бы у меня была нормальная семья, я увел бы его к себе домой, накормил бы, оставил ночевать, а утром вместе поехали бы на работу. Но я не уверен, что мой друг будет чувствовать себя в моем доме как дома. Поэтому я пригласил его в пельменную.

Потом мы сходили в кино, посмотрели «Зов предко&> по рассказу Джека Лондона. Сильнейший фильм, за сердце берет. У Пепора на глазах появились слезы. Да и я... Вспомнился мне бабушкин Рыжик. Люблю животных... Нам бы лучше сегодня веселую комедию посмотреть. Пепор снова приуныл. Домой я уйти не мог. Предложил пообедать вместе, а потом мы отправились в загородный парк и, как мальчишки, покатались там на качелях, «опробовали» «чертово колесо».

Пепор развеселился, по обыкновению острил.

— Как ты считаешь, Вик, кем лучше быть: дураком или лысым? — И сам отвечал: — Дураком лучше, не так заметно.

Я позвал его в кафе-мороженое: гулять так гулять, все равно мы «прокутили» почти все мои обеденные деньги.

— Мы с тобой сегодня в детство вернулись...

— Впали,— поправил Пепор.

— Вернулись,— повторил я. — Тут без мороженого не обойтись. Праздник так праздник! Для полного счастья нам с тобой только мороженого и не хватает.

— Ты сегодня как Ротшильд.

— Форд.

— Рокфеллер.

— Давай еще раз прокрутимся на качелях.

— Давай!..

Съели мороженое, по три шарика с вареньем, потом по четыре шарика ассорти.

Когда я довел Пепора до общежития, уже совсем стемнело.

— Пошли бы ко мне, так нельзя, тебя ждут дома.

— Ждут,— уныло согласился я.

— Вик,— позвал Пепор, когда мы уже попрощались и я повернулся, чтобы уходить. — Постой!

Я подумал, что он начнет сейчас благодарить меня, а то и слезу пустит.

Но он спросил:

— Как думаешь, из дворняги можно сделать бульдога? — И захохотал. — Можно! Надо только набить дворняге морду и отрубить хвост.

— Хохмач,— сказал я.

— Согласен. А главного-то я так тебе и не сказал.

— Пошел ты!

— Погоди. Родионыч-то наш женится!

— ?!

— У меня тоже глаза чуть ли не на лоб вылезли, когда я узнал. От него самого. Представь, что они уже заявление во Дворец бракосочетания подали.

— Подпольщик несчастный! — сказал я.

— Хитрющая бестия,— поддержал Пепор. — Все шито-крыто.

— Когда же он успел влюбиться?

— Спроси его. Но кто бы мог подумать, кого он берет в жены?!

— Ты ее знаешь?

— Гошкина сестра! Приходила к нам, оказывается, благодарить за брата. В общежитии им неудобно было разговаривать, они пошли бродить по городу, забрели в какое-то местечко, посидели там, а когда пришло время расставаться, поняли, что разговор не кончился и его надо перенести. До сих пор все переносят, не наговорятся.

Мне вспомнилась девушка в белом, со светлыми волосами. И музыка в том доме...

— А чем девчонка занимается? — спросил я.

— Учится на детского врача.

— Что ж, пожелаем им счастья, на свадьбе погуляем.

— Еще как!

— Ну бывай!

— Буду! — весело пообещал мой друг.

Теперь я за него спокоен.