Я погладил мамину красную щеку.
– Но твое лицо меня не пугает.
Нос ее свистнул. Кажется, ей были приятны мои слова.
– Я хочу, чтобы у меня тоже было лицо, как у всех вас, – сказал я. – Не хочу быть другим.
Мама резко убрала мою руку от своего лица.
– Не говори так. У тебя лицо, на которое приятно смотреть людям. С такими красивыми родинками. – Она коснулась одной из них под моим правым глазом.
– Каким людям? – спросил я.
Мама тяжело вздохнула.
– Здесь ведь нет людей. Только мы. – Я огляделся. – Какая разница? Пусть бы мое лицо тоже было обожжено.
– Большая разница, сынок. – Мама погладила меня по щеке.
– Иди, – сказала бабушка. – Иди сюда.
Я переместился с одного края дивана на другой. Бабуля положила малыша на колени, подняла обе руки к моему лицу и стала мять его, словно вылепливая черты. Я почувствовал, как разрез глаз стал шире, губы сжались, нос сдвинулся в сторону, одна ноздря закрылась, когда она надавила на нее согнутым пальцем. Бабушка сжала пальцами мои брови, изгибая и придавая непривычную форму.
– Вот так, – сказала она, закончив. – Теперь ты похож на нас.
Я хотел улыбнуться, но руки бабушки сжимали лицо так, что это было невозможно.
– А я красивый? – Из-за новой формы губ слова звучали шепеляво. – Ой, я говорю, как брат!
– Очень красивый, – заверила бабуля.
– Ты же меня не видишь, так не честно. Мама, я красивый?
Склонившееся ко мне лицо виделось мне размытым пятном, освещаемым свисавшей с потолка лампой. Получается, если сильно растянуть веки, ничего не увидишь.
– Красивый?
– Отпусти его, – вместо ответа на мой вопрос произнесла мама. – Таким он мне не нравится.
Бабушка убрала руки, и лицо мое стало прежним. Будто гусеница сбросила старую кожу и обрела новую. Я стал таким, каким был всегда.
– Тебе очень повезло, что в день пожара ты был здесь, – сказала мама и положила руку на свой живот. – Не надо желать иного.
Я скрестил руки на груди. Это был мой единственный ответ.
– На самом деле ты не так сильно от нас отличаешься, – заявила бабушка. – Он, например, такой, как ты. – Она взяла ребенка с коленей и прижала к груди.
Мамин нос присвистнул.
Я посмотрел на племянника. Розовое лицо, гладкая кожа, как и у меня. Он открыл глаза, словно почувствовал взгляд.
В комнату вошел папа, волоча ноги в старых тапочках, на подошве которых уже протерлись дыры.
– Эй, домашнее привидение, разве тебе нечего почитать? Можешь заняться опытами с лимоном.
Я молчал.
– А лучше пойди поищи свою сестру. Пусть заберет ребенка. Мне надо поговорить с твоей мамой и бабушкой.
Я встал. Уже добравшись до середины коридора, услышал, как открылась дверца одного из шкафов.
– У нас есть все, что нам надо, – сказал папа.
– Да, – подтвердила мама, – все необходимое есть. Тут я вспомнил и побежал обратно. Услышав мои шаги, отец замолчал.
– Я же велел тебе позвать сестру.
– Не могу.
– Почему?
– Ее маска здесь. – Я вытянул руку, указывая на диван.
– Я схожу за ней, – сказала бабушка и принялась нащупывать маску, нашла и встала. Коробка с пудрой полетела на пол. Через секунду пол вокруг ног стал белым. Бабушка прошла по нему, оставив темные следы. К счастью, она не наступила на грязный подгузник.
– Ты намерен сидеть здесь всю ночь? – спросил меня отец из кухни. Открытая им дверца выставила на обозрение огромный запас витаминов, которые давала нам мама. – Иди уже к себе, ради бога!
В нашей спальне брат насвистывал любимую мелодию. Я воспользовался тем, что он не обращает на меня внимания, и решил пожелать спокойной ночи светлячкам. Когда я подошел к кровати, чтобы лечь, он вытянул сверху ноги, преграждая мне путь.
– Прочь с дороги, Страшила, – сказал я.
Он гортанно загоготал, как глупый осел, и развел ноги в стороны. Я проскользнул между ними и лег. Брат продолжал смеяться, пружины поскрипывали в унисон.
В общей комнате с шумом пронесся поезд, затем заиграли на губной гармошке. Папа опять смотрел любимый фильм. Брат перестал гоготать, спрыгнул на пол и вышел из комнаты. Кровать заходила ходуном. Пошел смотреть с отцом кино.
Я поднял глаза к потолку, вернее, к матрасу верхней койки, и принялся одновременно с актерами произносить реплики.
Темнота в комнате стала более плотной и пугающей, когда зазвучала самая грустная мелодия. Оркестр заиграл крещендо, певица взяла самую высокую ноту, и, как всегда в этот момент, на глаза мне навернулись слезы.
Наступающую ночь мне предстоит провести без сна. Мне надо кое-что спросить у сестры, и я хотел сделать это сегодня.
Мама отправилась спать первой. Пол у двери скрипнул, когда она проходила мимо моей спальни. Полилась вода сначала из бачка, потом из крана в раковину. Тихо закрылась дверь их с папой комнаты, а через несколько минут и бабушкиной. Даже еще тише.