ОГПУ-НКГБ в борьбе со спецслужбами Японии

До сих пор край такие продукты, как макароны, вермишель, всякие кондитерские изделия получает из Москвы. Швейные изделия также завозятся извне. Те же самое происходит по линии обеспечения себя необходимыми овощами — картофелем, капустой и т. д. Г. Д. Хаханьян обвинял бюро Крайкома в том, что оно военными вопросами не занимается и требует специально обсудить этот вопрос.

Разоблачение Крутова, Лаврентьева и других требовало от Варейкиса немедленно проверить кадры, ликвидировать последствия вредительства. Однако Варейкис не выполнял решения Февральского пленума ЦК партии[78].

Стацевич отразил обстановку в сельском хозяйстве о фактах нарушения устава сельхозартели, захвата колхозных земель различными районными учреждениями, в том числе и единоличниками, ликвидации колхозов с санкции районных руководителей, о выходах из колхозов по отдельным районам[79].

Остановился он и на проблемах городского строительства, коммунального и бытового обслуживания населения[80].

Краевая газета, по мнению Стацевича, не разоблачала врагов. За полтора месяца ни в одном номере газеты не было ни одной статьи, разоблачающей троцкистско-бухаринских шпионов. Все поступающие материалы и письма с разоблачениями врагов не получали огласки. Факты пересаживания с одного места на другое руководителей, обанкротившихся своими связями с врагами, не только не разоблачались на страницах газеты, но некоторые из них получали положительную оценку на страницах газеты за хорошую работу.

Редактор газеты Швер привезен Варейкисом. Федин — зав. ОРПО Крайкома — арестован, также привезен Варейкисом, ранее работал у него помощником в Воронеже, затем в гор. Сталинграде был зав. ОРПО. Первый секретарь Амурского Обкома Косокин — работал с Варейкисом около семи лет. Беккер — первый секретарь Приморского Обкома — родственник Варейкиса. Гришенин — заведующий отделом печати Крайкома — работал у Варейкиса помощником в Воронеже. Дроздов — зав. Совторготделом — также работал помощником у Варейкиса в гор. Воронеже и Сталинграде. Рохлин — второй секретарь Уссурийского Обкома — родственник жены Варейкиса.

Часть руководящих работников в крае вызывала политическое сомнение[81].

Стацевич описывает стиль работы Варейкиса, который работал с 11 утра до 6 вечера и очень редко вечерами, и так работал весь аппарат. Напряжения в работе у него не было. Руководство таким огромным и сложным краем поставлено на самотек.

В заключении делает вывод, что Варейкису политически доверять нельзя. «Вся линия и практика его работы построена не на выкорчевывании врагов, а на покровительстве им»[82].

Совершенно ясно, что задача по сбору компрометирующей информации на Варейкиса перед Стацевичем была поставлена Сталиным. Самостоятельно заниматься этим он бы не рискнул. А Сталину эта информация видимо была нужна для принятия окончательного решения — оставлять Варейкиса у руководства края или нет.

Компромат, поданный Стацевичем на Варейкиса, способствовал тому, что 3 октября 1937 г. Политбюро принимает решение освободить Варейкиса от обязанностей первого секретаря Далькрайкома ВКП(б) ввиду перехода его на другую работу. Исполняющим обязанности первого секретаря Далькрайкома был рекомендован Стацевич[83].

На следующий день 4 октября 1937 г. Хахоньян понимая, что Варейкису уже не поможешь (надо спасать себя), спешит сообщить Сталину, что перед отъездом в Москву Варейкис имел с ним конфиденциальный разговор о шифровке, посланной на имя Сталина с изложением точки зрения о имевшихся неправильных арестах, о якобы формальном своем участи в решении вопросов, касающихся ареста того или иного лица. Во время разговора у Варейкиса прорвались фразы о том, что «никого из арестованных не выпускают (надо понимать сознательно держат невинных), ордена хотят получить».

У Хахоньяна сложилось впечатление, что Варейкис недоволен всей практикой арестов, считая, что имеются налицо огромные перегибы, переросшие в отрицательное политическое явление и то, что у Варейкиса имеются настроения, носящие антипартийный характер и исходящие из «гнилова нутра». «Иначе нельзя понять эти настроения и разговоры, в частности отражающие недовольство жесткой линией по отношению к врагам, проводимой Люшковым, как раз в тот момент, когда с приездом Люшкова разоблачена целая плеяда мерзавцев вроде Дерибаса и Западного, Барминского, Вольского, Слинкина и других. Разоблачение этих и прист-ных им других многочисленных врагов как раз говорит о том, что до сих пор не было необходимой жесткой борьбы по разоблачению и выкорчевыванию врагов. Разговоры же об имеющихся якобы перегибах у нас, да еще в такой форме (никого не выпустили, хотят заработать ордена), могут свидетельствовать лишь о скрытом несогласии с линией партии.

Я так понимаю. Считая необходимым обо всем этом довести до Вашего сведения»[84].