Ограниченная территория

В это время мои уши уловили тихий шум проезжающего мимо дачи автомобиля. Почувствовав вялое беспокойство насчёт аккуратности водителя относительно моей стоящей на обочине «Ауди», я приготовилась вновь занести руку для стука, и тут дверь отворилась. На пороге стояла мать Вали Малькова, изумлённо взирая на меня снизу вверх ярко-голубыми глазами. Очков на Инне Алексеевне сейчас не было. В мочках ушей, видневшихся из-под распущенных, ниспадающих до плеч платиновых прядей волос, просматривались массивные золотые серьги. Парочка таких же увесистых перстней украшала и её тонкие пальцы с короткими, отполированными и покрытыми нежно-розовым лаком ногтями — ими она придерживала серую кружевную шаль, в которую куталась, набросив поверх простого синего платья в мелкий белый горошек.

— Екатерина Семёновна? — молодой девчоночий голос, прозвучавший из её напомаженного рта, выражал крайнее удивление. От поднятых вверх идеально выщипанных бровей на гладком лбу Мальковой показались морщины. — Чем обязана? Что-то случилось? Что-то с Валей?

— Нет, нет, Инна Алексеевна, с ним всё нормально, — поспешила заверить её я. — То есть он пока что в больнице, но его скоро выпишут. Да…

Я побоялась, что немолодая дама узрит в моем голосе предательскую фальшь: на самом деле я понятия не имела точную дату выписки Вали, потому что в интересах следствия не могла сейчас ни с кем общаться. Тем более с ним, всё ещё одним из подозреваемых.

— Уф, ясно. А то уже напугали, — в голосе послышалось облегчение. — Но в таком случае что случилось?

— Ничего. Я… я просто приехала поговорить. Понимаете, Инна Алексеевна…

Мне вдруг стало неудобно от представления того, как я, должно быть, выгляжу в глазах немолодой женщины: коллега сына, отчасти виноватая в получении им травм, вдруг сваливается как снег на голову и просит поговорить, не зная, о чём. Я запоздало спохватилась, что надо было привезти хоть какой-нибудь торт, тогда бы сейчас не выглядела так глупо. И в самом деле, я, поглощённая переживаниями, начисто забыла о гостинце. Чёрт…

Я уже открыла рот, чтобы спросить Инну Алексеевну о нахождении ближайшего самого приличного магазина, но вдруг её лицо расплылось в улыбке — так неожиданно, что я напугалась.

— Конечно! Тогда понимаю. Входите, входите.

И не успела я опомниться, как была втащена в помещение проворной и цепкой наманикюренной ручкой.

— Проходите, садитесь, дорогая. Обувь можно оставить на коврике у двери. Я как раз подогрела хот-доги и булочки с сахаром, ещё не успели остыть…

Бросив белые мокасины около порога, я прошла по устланными пестрыми лоскутными коврами половицам через центр прямоугольной комнаты-кухни. Затем мимо ведущей вглубь жилища белой двери направо, к обеденному столу у окна. Там, на его клеёнке с изображением ирис, громоздились тарелки, обильно заполненные выпечкой.

— Душенька, вы не волнуйтесь. Присаживаетесь!

Поняв, что выдаю внутреннее беспокойство, я постаралась принять непроницаемый вид и, сохраняя его подобие, уселась на один из деревянных стульев — тот, что ближе к краю (мои ушибленные колени при сгибании отозвались приглушенной болью). Мама Вали моментально поставила передо мной тарелку, а затем, пока я разглядывала кухонный гарнитур орехового цвета, метнулась к газовой плите за чайником и спустя мгновение принесла дымящуюся кружку. Я почувствовала дивный, чуть терпкий аромат.

— Настоящий цейлонский чай, — гордо заявила она, усаживаясь напротив со своей кружкой. Взяв себе пирожок, она указала им на блюдо. — Берите-берите. Тут вот ещё рядом варенье.

Я только сейчас приметила рядом с чашками три наполненные вазочки.

— Вот с персиковым, а вот — с черничным. А здесь — из жимолости, нашей садовой. Валечка собирал, кстати. Она хорошо помогает снизить давление, что мне как раз кстати… Вы не голодны? Может, хотите еду посущественнее? У меня ещё супчик куриный есть и тефтельки на пару. Валечке каждый день обед собираю в больницу, но всё равно дома много чего остаётся. Не унесёшь ведь…

Глаза Инны Алексеевны светились искренней, даже маниакальной заботой. Интересно, мечтал ли Валя когда-нибудь выскочить из-под опеки мамы? Хотя вряд ли. Судя по нему — его всё устраивает.

— Ох, нет, спасибо. Я только булочку с чаем.

В подтверждение слов я взяла ближайшую с тарелки и откусила. Сдоба и впрямь была вкусной, в меру сладкой, а тесто — пышным.

— Хорошо. А вареньице вы, может быть, уже пробовали? Валя рассказывал мне, что вы его навещали. Вот забыла спросить, угощал ли он? Я ему тогда передавала…

— Ээ… я… — так как мой рот был забит выпечкой, я неопределённо кивнула и отхлебнула чай. Он почему-то странно горчил.

— Ой, как здорово!

— Инна Алексеевна, — проглотив кусок, я посмотрела на мать Валентина. — Вы снимали день рождения Гаврилюка… Петра Владимировича, нашего шефа, на камеру?