Ограниченная территория

Взор вновь закрыла пелена тумана. Судорожно сжав в руке платок, я почувствовала, как Марго, с самого начала церемонии сидящая рядом и обнимающая меня, сомкнула руки сильнее. Сейчас это помогло мне справиться с собой. Я прикусила нижнюю губу и уставилась на бордовую обивку гроба, стараясь смириться с тем, что в последний раз люди запомнят Антона в «официальном костюме» — одежде, которую он не особенно и любил.

— Катюш, ты же сама знала — на торжественных мероприятиях ему нравилось выглядеть красиво, — твердили мне вчера в один голос папа, мои братья Саша и Гриша, а также приехавший из Питера брат Антона Женя (второй брат, Лёша, из Воркуты приехать не смог), когда мы решали, в чем будет погребён мой муж. Утирая слёзы, я соглашалась с этим, добавив только, что этим он «соблюдал приличия, этикет и дресс-код». Я не стала обижаться на Сашу за неуместное сравнивание «торжественного мероприятия» с похоронами, понимая, что некорректное выражение брат использовал совсем не со зла. Но общая мысль до меня дошла, и её я не могла не принять: Антон вряд ли бы позволил себе явиться на выступление с важным докладом в майке и джинсах. Также и здесь. И это мне сейчас, чтобы успокоиться, вновь пришлось напомнить себе.

Начались прощальные речи — громкие и одновременно нудные высказывания коллег с нашего отдела и других сотрудников НИИ. Все они, как один, восхваляли Антона и перечисляли его научные достижения, твердили о невосполнимой утрате и горько сетовали на его «слишком ранний уход». Я едва в это вслушивалась. Не было даже ни сил, ни желания поднимать голову и распознавать, кто именно и что говорит. Лишь невидимый счётчик в сознании машинально отмечал знакомые голоса. Гаврилюк, Белоконь, Кудряшов, лаборанты, кто-то ещё… Все эти люди не являлись Антону родными. Коллеги, приятели — после всего произошедшего их жизни останутся такими, как прежде. Не пройдёт недели — а то и меньше — как лёгкая скорбь их развеется, словно туман, а потрясение, вызванное внезапной гибелью сотрудника, затмят обыденные проблемы. Никому больше не будет дела до того, что Антон Бирюченко жил когда-то на этом свете, говорил с ними, смеялся. Что с того, что он оставил после себя множество публикаций? Они принадлежали науке. Достояния мирового научного сообщества, плетущего огромную нейронную сеть прогресса. Какое это отношение имело к Антону, как к человеку? Да, все будут знать его имя. Но это не то же самое, что знать его самого. Всего лишь ещё одно имя в истории, чёрным шрифтом по белому фону. Или наоборот, неважно. Имя на мёртвом листе. То, которое ничего не будет значить для тех, кто не был близко знаком с обладателем.

«А возможно, — раздался в голове страшный голос, — кто-то из них как раз пожелал Антону смерти и отправил его в зону действующего напряжения».

Меня пробрала дрожь. От чувства, что убийца мужа может сейчас находиться здесь, скрывая за маской грусти удовлетворение от проделанной работы, мне стало совсем нехорошо. С трудом я поборола тошноту.

Папа, который сидел слева от меня, встал, чтобы произнести свою речь. От того, что его место временно опустело, к горлу вновь подступили рыдания, и я ближе прижалась к Марго. Но когда отец стал говорить, мне всё-таки не удалось их сдержать. В отличие от формальных фраз посторонних людей, слова тех, кто больше всего знал моего мужа, как прекрасного человека, били точно в цель и ранили каленым железом. По этой же причине я еле как дослушала выступление Жени Бирюченко и Тима. Отличный зять, брат, друг… Слова искренние, пропитанные правдой. Той, от которой некуда было деться.

Когда все желающие высказались, к гробу потянулась длинная вереница прощающихся. Они подходили к телу умершего, касались его, поправляли одеяло, клали цветы. Многие затем говорили слова утешения мне. Среди тех, кто пожелал выразить соболезнования, я узнала нашу школьную учительницу биологии, свою одноклассницу и школьную подружку Таню, друга Антона из «МедЭйр» Всеволода, а ещё его университетского приятеля Олега. Были и те, кого я знала только в лицо, а нескольких и вовсе не вспомнила.

Оказывается, лишь после смерти можно понять, как много людей сопровождало тебя на протяжении жизни.

— Дорогая, ты не… пойдёшь? — тихо и участливо прошептала Марго, указывая на гроб. Я покачала головой. Мысль о том, что мне придётся касаться безжизненных рук и холодного лба, казалась просто пугающей. Своего настоящего мужа я запомнила совершенно другим — весёлым, энергичным и полным жизни. Кожа его всегда была тёплой, руки дарили мне объятия, а на мои прикосновения он реагировал живо, с любовью. Тело, что находилось в гробу, им уже не являлось.

Но до того, как крышку закроют, кое-что нужно было сделать.

Встав, я сделала шаг вперёд. В который раз смахнув слёзы, вгляделась как следует в букеты. Отыскав тот самый, первоначальный, я выдернула его и тут же уронила. Кроваво-кремовые розы упали на землю. Если кто-то что и подумал — мне было всё равно.