Ограниченная территория

– Психиатрии? – подсказал Цих. – Не знаю… Я уточню.

Он вытер блестящий от пота лоб, едва не сбив при этом свои прямоугольные очки. Его и так бледная дряблая кожа теперь по цвету, казалось, сравнялась с мелом.

– Я полагаю, нам нужно остаться здесь до прибытия полиции, – сказал Антон. Супруг мой выглядел немногим лучше Циха – лицо раскраснелось, глаза лихорадочно блестели. Я перевела взгляд на Марго и Тима. Последнему пожизненная стрессоустойчивость не изменила и сейчас – выглядел он вполне обычно, разве что чуть более серьёзно. Маргарита старалась подражать мужу, однако её выдавали застывший вид, побледневшее лицо и широко распахнутые глаза. Да и мой вид, должно быть, со стороны казался не лучше, к тому же я то и дело нервно сжимала в кулак и разжимала похолодевшие, липкие от пота ладони.

Антон, стоявший напротив, посмотрел на меня, и постарался ободряюще улыбнуться. Я, собрав волю в кулак, ответила ему тем же – и почувствовала, что мне стало действительно легче. Оказывается, я только сейчас осознала, как сильно была напряжена. Мне снова захотелось подбежать к Антону, обнять его, уткнувшись лицом в его грудь, и почувствовать, как он успокаивающе гладит меня по голове.

Но я сдержала себя. Не сейчас. Это подождёт. Сначала нужно во всём разобраться.

– Вот чёрт. Никогда не любил этих ребят. У меня на них только один рефлекс – сматываться, – усмехнулся Тим.

Я увидела, как на лице Марго появилась нервная улыбка, и отчасти позавидовала ей – благодаря тому, что она стояла рядом со своим мужем, у неё была возможность прислоняться к его плечу.

– А мне кажется наоборот, полиция бы сейчас не помешала, – Антон многозначительно посмотрел на друга. – Ты понимаешь, о чём я.

Тим округлил глаза, поднял брови и сокрушительно помотал головой:

– Если бы в этом случае всё было так просто – ничего бы вообще не происходило.

Я знала, что его фраза показалась мужу такой же не слишком понятной, как мне

и стоявшим рядом медработникам. Но также понимала, что таковой она оказалась из-за присутствия последних.

В наступившей секундной тишине все явственно услышали звук прибывшего лифта – а затем, посмотрев в ту сторону, увидели, как из него показались трое людей в колпаках и хирургических костюмах. С собой они несли сложенные носилки – те, что легко трансформируются в каталку.

Мы все направились в их сторону, но Андрей Петрович, который буквально бежал впереди, оказался перед прибывшими первым.

– Вы заберёте её? – налетел он на них. – Она там, за дверью.

Пока Андрей Петрович, как безумный, размахивая руками, общался с медиками, Тим, обогнув всех, подошёл к той самой двери. Тихонько приоткрыл и осторожно заглянул внутрь – а затем и зашёл сам. Марго, последовав за ним, осталась стоять снаружи. На её лице читалась тревога.

Пользуясь секундами временной передышки, я наконец-то подошла к своему мужу. Он, казалось, тоже этого ждал – сделав шаг мне навстречу, А заключил меня в объятия. Так мы и стояли молча, пытаясь успокоиться присутствием друг друга. Я слышала, как где-то рядом в его груди бьется сердце, и его ритмичный, даже чуть ускоренный стук, придавал мне сил.

Видимо, поэтому мне только сейчас пришла в голову запоздалая мысль о том, что поведение Циха во всей этой ситуации было каким-то странным. Взять хотя бы то, что у него непостижимым образом с собой оказался шприц с сильнодействующим нейролептикам. Всегда ли он таскает его с собой наготове?

– Открывайте! – послышался его грубый окрик. Затем – скрип двери. Тишина – а потом голос Тима, прозвучавший в жутком безмолвии как никогда громко:

– Вашу мать. Я думаю, вы должны это увидеть.

Я, оторвавшись от мужа, обернулась, и увидела, как медики начинают заходить в открытую дверь. И почти сразу же услышала, как Марго вскрикнула.

Меня вновь охватило волнение. Не сговариваясь, мы с Антоном тут же пошли вслед за остальными – в комнату, из которой тем временем доносились всё новые возгласы.

Я и мой муж зашли последними. Пробравшись через столпотворение медиков, мы приблизились прямо к Марго и Тиму. Едва заглянув за плечо друга, я все увидела. Зрелище поразило меня настолько, что окружающее пространство на некоторое время поплыло у меня перед глазами, сливаясь в один красный кровавый круг с множеством расплющенных тут и там тёмных брызг. К горлу подступила тошнота – лишь огромным усилием я удержалась от рвоты.

Когда транс прошёл, картина вроде бы вновь собралась воедино. Но вот только

детали по-прежнему отказывались вписываться в неё, оставаясь чужеродными, инфернальными обломками атмосферы некогда чистой, почти пустой комнаты с белыми стенами.

Теперь на них повсюду виднелись кровавые тошнотворные ошмётки самых разных размеров: от крупных пятен до микроскопических брызг. Некоторые следы выглядели смазанными, словно в них кто-то впечатывался головой.