Ограниченный контингент

– А под потолком далеко за сорок градусов. Говорят, они без трусиков катаются, чтобы не сопреть, ха-ха-ха!

Денис замер, открыв рот, и уставился на крановую кабину. Марат дёрнул его за рукав.

– Да снимайся с ручника, нехватчик. Я пошутил. Пошли дальше. В этой печи слитки нагреваются и подаются на стан «трио». Он так называется, потому что валков три штуки. Смотри, слиток обжимается, становится тоньше. Прогоняется между валками – и снова возвращается.

Длиннющий серебристый язык, грохоча, летел по рольгангу.

– Вот так его и гоняют, пока со ста шестидесяти миллиметров толщины не доведут до восьми. А потом передают на другие станы – и всё тоньше и тоньше ленточка…

Денис крутил головой по сторонам и удивлённо цокал. Тагиров продолжал рассказывать.

– До фига ещё всего. И кромку обрезать, и на узкие полоски резать, если надо. Отжигать – для этого специальные печи есть. Бывает, нужны перерывы между этапами – чтобы фольга отдохнула, пришла в себя… И у каждой – своя история. Своё имя. Свои характеристики. Что-то красим, другую – с бумагой склеиваем. Например, для упаковки в сигаретные или чайные пачки. Иногда технологический цикл по месяцу длится.

Прошли через участок упаковки. Выбрались на улицу, закурили.

– Ну ладно, Марат. Это всё, конечно, впечатляет. Только как по нашей теме?

– Денис, вот мы эту ленточку делаем. Днём и ночью. На руках вынашиваем, электроники-то нет у нас современной. Готовим её, так сказать, для полезной и нужной людям жизни. И после этого – на переплав в твоей сраной Европе? Это как картинами Боттичелли полы мыть, вынув из рамы. Или выносить ребенка, родить – и прогнать через мясорубку. Пельменей налепить и сожрать.

– То есть ты говоришь «нет»?

– Нет.

– Ну и марамой ты. Блаженный.

– Может быть. Пошли в подвал, коньячку дёрнем за встречу.

* * *

Денис понюхал рюмку, поморщился.

– Тебя обманули, Марат. Эта бурда к коньяку даже отдалённого отношения не имеет.

– Хватит кочевряжиться. Избаловался ты, я посмотрю.

– Ну да, к хорошим деньгам быстро привыкаешь. Знаешь, как сейчас в Таллинне ребята поднимаются на металлах из России? Болтают, в этом году Эстония первое место займёт в Европе по экспорту цветнины. Не имея ни одного завода, хе-хе.

Заверещал телефон. Марат вздрогнул и взял трубку.

– Фольгопрокатный завод, Тагиров слушает.

– Тимурыч, это я, Петя. Спасай, нас за контрабанду повязали на таможне. Золота.

– Ты опять нажрался, что ли?! Посреди рабочего дня! Какого ещё золота?! Ты же поехал декларацию на водочную фольгу для Украины оформлять!

В коридоре загрохотало, дверь от мощного удара распахнулась.

– Все на пол! Работает ОМОН!

Через секунду оба лежали со скрученными за спиной руками, уткнувшись лицами в сырой пол. Денис прохрипел:

– Ну ты звездобол, Тагиров! Целку из себя строит, а сам контрабасом рыжья занимается. Круто, уважаю.

Вокруг весело прыгали потревоженные блохи.

* * *

Валерий Никитич обмял толстыми пальцами гильзу папиросы, сунул «беломорину» в рот и сочувственно покачал головой.

– Нормально так тебя помяли, Тагиров. Жёстко менты работают.

– Да ладно. Главное, разобрались, быстро отпустили. Даже извинились.

– Так что за кипеш был?

– Там нового начальника отдела таможни назначили. Ему по неопытности, видимо, везде контрабанда мерещится. Петька по привычке поперся без очереди декларацию оформлять. Нам же, как производителю, льготы полагаются… Ну, этот молодой как увидел в документах сокращение слова «золотистая», так его и замкнуло. Мы же для крышек водочных бутылок фольгу в жёлтый цвет красим… Вот он и подумал, что мы под видом алюминия золото вывозим. Да ещё и целых восемнадцать тонн! Ему уже, наверное, привиделось, как Ельцин вручает звезду Героя России и назначает главой Таможенного комитета, ха-ха! Поднял всех на ноги, ОМОН вызвал, в Москву доложил, придурок.

– Ну ладно. Хорошо, что хорошо кончается, Марат. С остальным-то всё в порядке?

– Московская квота на экспорт кончается, надо региональную получать. В комитете мэрии по внешним связям. Поможете?

– Я пас. Там Собчак каких-то новеньких набрал, никого не знаю.

– Ладно, сам попробую. Пошёл я, Валерий Никитич.

* * *

Марат спустился к себе в подвал. Вошел в кабинет и удивлённо хмыкнул.

На его стуле сидела незнакомая кошка и неторопливо умывалась.

– Опачки! А ты кто такая, чудо полосатое?

Алиночка подскочила, затараторила:

– Ой, простите, Марат Тимурович! Это я упустила… Ну-ка, Зебра, брысь с места начальника!

Кошка снисходительно посмотрела на людей, зевнула и грациозно спрыгнула на пол.

– Оригинальное имечко для кошки. Алина, твоя подружка?

– Так она же полосатая, почти как зебра. Я когда на складе ещё работала, её принесла туда. На улице подобрала. Иваныч раньше разрешал, а теперь ни в какую. Говорит, санэпидемстанция за кошку оштрафует. Вот теперь она как бы бездомная, я ее к нам принесла. Можно?

– Алина, ты с ума сошла? Конечно, нельзя. Домой к себе забирай, там разводи Гринпис сколько угодно. Можешь ещё наших эксклюзивных блох заодно захватить.

– Мне нельзя. Хозяйка комнаты категорически не разрешает.

Тагиров вздохнул.