Ограниченный контингент

– Ладно, пару дней пусть тут поживёт. А ты думай, куда её пристроить. Ишь, толстая какая. Не беременная?

– Спасибо огромное, Марат Тимурович! Нет, не беременная. Мы с ней одинаково к мужчинам скептически относимся.

– Ну-ну.

* * *

Комитет внешних связей мэрии располагался недалеко от Исаакиевского собора, в переулке Антоненко. Помощник председателя комитета выглядел затравленно и махал на Марата руками.

– Вы что, без записи пришли?! Никак нельзя. Председатель – человек очень загруженный.

– Да мне только экспортную квоту получить для завода.

– Что вы! Это нереально. Давно уже всё распределено, наверное. А вы вот так – без предварительного разговора… Никак невозможно!

– Доложите обо мне, а я всё-таки подожду.

Марат уселся на стульчик в приёмной и огляделся. Стены густо покрывали фотографии в рамках, на которых моложавый блондин с высоким лбом, жидкими волосиками и стальным взглядом терпеливо руководил разными животными. Вот он что-то говорит на ухо белому медведю, вот – начальственно похлопывает по плечу амурского тигра. Экипированный ластами и маской для подводного плавания, указывает правильный путь косяку дельфинов-афалин…

Марат понимающе заметил:

– А что, тут раньше комитет по охране животных был? От него картинки остались?

Помощник испуганно оглянулся и зашептал:

– С ума сошли! Это сам Властолюб Властолюбович и есть. У него такая огроменная харизма, что влияет не только на людей, но и на неразумных животных!

– Неразумных, говорите? Обалдеть.

Зазвонил местный телефон, помощник соорудил на лице заискивающее выражение и схватил трубку.

– Так точно! Да, здесь. Есть, выполняю.

Положил трубку, вытер мгновенно выступившую испарину. Торжественно объявил:

– Господин Тагиров! Председатель комитета соблаговолил уделить вам несколько драгоценных минут. Будьте кратки, говорите по существу, уходите благодарным.

* * *

Кабинет Председателя украшали разные удивительные предметы. Во всю боковую стену разместился муляж гигантской щуки из папье-маше, на плечиках аккуратно висело кимоно, вышитое симпатичными Чебурашками. В углу стояли запылённые копии греческих амфор из бетона, в горлышко одной из них был засунут авиационный штурвал.

Под портретом грустного Собчака очень прямо сидел Вэ Вэ и сверлил Марата проникающим, как стреловидные убойные элементы, взором.

Тагирову показалось, что он уже чувствовал на себе этот взгляд. Только вот где?

– По какому вопросу?

– Мне бы на фольгопрокатный завод квоту на вывоз алюминиевого проката. Хотя бы тысячу тонн…

– Кхм. Предположим, вопрос будет решен положительно. Что это даст?

Многозначительно помолчал и добавил:

– Городу?

– Ну… Наш завод будет продолжать успешно работать. Почти полторы тысячи рабочих…

– В Санкт-Петербурге много тысяч учреждений. Город не может решать проблемы всех подряд.

– Мы не «все подряд»! Совершенно уникальное предприятие, эксклюзивные технологии. Нас двести лет назад основал шотландец, Чарльз Берд. Матисов остров между Невой и Пряжкой под завод ему лично Екатерина Великая выделяла… А он из Великобритании секрет производства паровых машин в Россию вывез, его на родине за это к смертной казни приговорили, представляете!

Мрачное лицо Председателя неожиданно оживилось.

– Научно-техническая разведка! Так-так, понятненько… А сам давно на заводе работаешь?

– С января. Я из армии уволился недавно, капитан запаса. В Монголии служил, в Германии…

– Ишь ты. Где в Германии?

– В одиннадцатой танковой дивизии, в Дрездене.

– В Дрездене!!!

Председатель нажал на клавишу селектора:

– Так, я занят, нет меня. Рюмки принеси.

Ослабил узел галстука и продолжил:

– Дрезден, да. Я ведь тоже там, пять лет, как раб на галерах…

Мозг Марата пронзило вспышкой: он вспомнил, где видел этого блондина…

* * *

Дивизионные учения шли третьи сутки, и народ уже падал с ног. Особенно лютовали посредники из Москвы, заваливая оценку за действия командиров дикими вводными.

Раньше вопрос с ними решался очень просто – отоваривание дефицитом в гарнизонном военторге, накрытая поляна, банька, уютно спрятанная на полигоне… А сейчас, в свете последних горбачевских новелл, перестройки и сухого закона никто не понимал, чего можно, а чего категорически нельзя.

Посредникам и самим приходилось несладко – психике требовался отдых, но расслабление привычным для советского офицера способом через злоупотребление алкоголем было чревато по причине возможного стукачества проверяемых…

Поэтому два столичных полковника, припрятав бутылочку одноименной водочки в планшет, уединились в кустах на полигоне. Испуганно озираясь, расположились у пенька, достали нехитрую закуску.

– Ёлки, а ты взял газетку какую-нибудь? Расстелить бы.

– Не. А ты?

– Тьфу, ёпонский городовой! Ну и чего делать теперь? На землю класть или в руках держать? Эх, решили отдохнуть, блин.

– Ладно, не паникуй. Карту расстелем, и все дела.

– Секретную?!

– Да кончай ты, дурачка-то выключи. Какая разница, шпроты твои заветные рисунки не подглядят.

Пели по-немецки птички. Пригревало солнышко. Бесконечно далеко были бестолковые начальники и непредсказуемые проверяемые…