Ограниченный контингент

– Товарищ капитан второго ранга, ну как я могу выполнить приказ об обеспечении секретности? Меня сюда в сорок втором году назначили, когда мобилизовали. Я с тех пор сто раз рапорта писал – прошу обеспечить противовоздушную оборону участка! Хотя бы одну зенитную батарею, или там крупнокалиберных пулемётов пяток… Не дают! Ну я понимаю – в сорок втором, сорок третьем ресурсов не хватало, бои тяжелые на материке с немцем, но сейчас! Когда Берлин взяли! Японец каждый день прилетает, как на работу. Вынюхивает. Чувствуют что-то, наверное. А мне в него камнями кидаться, что ли?

– Что, лейтенант, у вас вообще никаких средств ПВО не имеется?

– Ну, наши умельцы пулемет Максима приспособили, с тележным колесом вместо турели. У посёлка поставили. Так это же несерьезно! А у берега, где мы по приказу бараки строим, вообще ничего нет. Засекут нас японцы, как пить дать!

– Так, лейтенант. Во-первых, до начала боевых действий – никакой стрельбы, и на провокации не поддаваться. Во-вторых, две роты морской пехоты прибудут сюда точно в назначенный срок, бараки для их размещения и временный причал для катеров должны быть готовы вовремя. В-третьих, любыми способами обеспечьте скрытность работ по подготовке к отправке морского десанта. Как хотите! Но чтобы самураи ничего не углядели! Кострами дымовую завесу устраивайте, чаек на их самолет натравливайте. Голыми на берегу пляшите! Но чтобы ни одна сука!

Лейтенант горько вздохнул, отдал честь и побрёл к берегу.

* * *

Едкий дым от костров грыз глаза, зато отгонял летающих кровососов. Спину ломило, стук топоров грохотал в голове, но дело продвигалось – во втором бараке уже стелили полы.

В воздухе возник далёкий звенящий звук – будто гигантский комар летел над морем, вынюхивая хищным хоботом жертву.

– Опять летит, скотина. Ну всё, он меня достал.

Лейтенант аккуратно положил фуражку на пенек, засунул за ремень топор и полез на пихту, пачкая смолой китель.

* * *

Пилот морского разведывательного гидросамолёта старшина второй статьи Кейсуке Ватанабэ вглядывался в облако дыма на русском берегу.

– Третий день горит, а чему там гореть?

Стрелок-радист отозвался сразу:

– Лесной пожар, видимо, господин старшина.

– Надо посмотреть поближе.

– Не было приказа входить в воздушное пространство русских!

– Попробуем. У них тут всё равно нет ПВО, ничем не рискуем.

Ватанабэ заложил вираж и отдал ручку, резко снижаясь. Радист забормотал в микрофон:

– Я – «Счастливый журавль», нахожусь в квадрате восемь, курс сто семьдесят, высота восемьсот, скорость семьдесят узлов, иду в берлогу медведя…

Первый круг ничего не дал рассмотреть в дыму, и Кейсуке, снижаясь до опасного минимума, пошел на второй, когда неожиданный удар сотряс фанерный корпус маленького самолёта. Двигатель несколько раз чихнул, захлебываясь. Фонарь кабины залепили какие-то бурые пятна… В лицо летело зеленое облако, ощетинившееся смертельными пиками деревьев…

Ватанабэ выровнял самолёт в последнюю секунду, едва уклонившись от верхушек пихт, когда раздался второй удар. Руль высоты не слушался, мотор кряхтел и ругался… Аппарат полз над самой водой, едва не касаясь поплавками тяжелых волн.

В наушниках испуганно заверещал стрелок-радист:

– Что это было, господин старшина?

– Видимо, столкновение с птицей.

– А второй удар?

– Не знаю. Возможно, всё-таки зацепили дерево. Попробуем дотянуть до базы.

Пилот довернул к западу, в фонарь брызнули лучи закатного солнца.

Вслед ему тряс измазанным в смоле кулаком болтающийся на самой верхушке пихты лысый лейтенант Поляков. Грохот прибоя и крики чаек заглушали проклятия и пожелания несчастному самолётику разбиться в бога-душу-мать…

Уползали в вечность последние часы 1-го августа 1945 года.

* * *

– Боюсь, что война с Советами неизбежна, старшина. Не сомневаюсь, что после того, как наш премьер-министр Судзуки отказался 26 июля принять условия капитуляции, они разорвут пакт о нейтралитете и присоединятся к США, Британии и Китаю. Так что ваше смелое решение о ближней разведке над их территорией похвально. И, несомненно, сложная посадка на поврежденном самолёте заслуживает награды. Но даже если вам и удалось бы что-то обнаружить – это ничего не изменило бы. Теперь Япония обречена.

– Господин капитан-лейтенант, никакое техническое превосходство врагов не помешает потомкам Аматэрасу защитить престол микадо и землю предков, а наш великий дух…

Командир эскадрильи бесцеремонно перебил юного пилота.

– Причём тут «техническое превосходство»? Если даже русские чайки жертвуют собой, бросаясь в ваш пропеллер? И тягу управления рулями высоты вам перебило не дерево.

Узкие глаза Ватанабэ удивленно округлились.

– Так что же тогда? Они не стреляли, я ручаюсь.

Капитан-лейтенант усмехнулся и убрал карту района полётов, прикрывающую лежащий на столе предмет.

– Вот это механики обнаружили застрявшим в хвосте вашего самолёта.

На столе, нагло скалясь щербатым лезвием, лежал обыкновенный русский плотницкий топор…

* * *

Август 1995 года начался для начальника внешнеэкономического отдела питерского фольгопрокатного завода Марата Тагирова с сюрприза.