Огромный черный корабль

Лумис ел молча. Что можно было добавить к этим кошмарным предвидениям?

РЕЗВЫЕ ЦЕЛИ

Вот они, явились не запылились. Вправду не запылились, потому что неслись в эфирных высях, куда пыль и всякий прочий прах с обитаемого низа никогда не добирается, разве что после подрыва сотни мегатонн. Неслись они будто угорелые, но совсем невидимо и неслышно для простых смертных, поскольку забрались так высоко, что даже инверсионных следов негде было оставлять. Такие они — гиперзвуковые самолеты.

Хоть и хотелось брашским генералиссимусам, чтобы эти соколики появились над Эйрарбией согласованно с остальной летающей всячиной, однако тогда следовало чрезмерно долго их на пусковых установках незапущенными держать, что повышало вероятность их уничтожения на земле, а не в привычной стихии — было бы такое донельзя обидно. Но рассчитывать на то, что эйрарбаки будут философски недвижно созерцать приближение к своим берегам флотов, морских и воздушных, было абсолютно неразумно, тем более что единственную в мире базу ракетную на Мадогосе уже атаковали. Поэтому армада гиперсамолетов все же стартовала раньше, чем хотелось бы рационалистам. Не самый интересный, но тем не менее факт: летя на своей умопомрачительной высоте, многие гиперы прошли над эйрарбакскими посланниками, движущимися поражать их аэродромы.

Встречались среди гиперзвуковиков всякие: были управляемые, с пилотами сонными, полумертвыми от напряжения и перегрузок, обалдевшими с непривычки, потому как впервые по-настоящему летели; попадались и неуправляемые, эдакие боевые корабли-роботы с куриными мозгами, но большим апломбом. И знаете, не всегда те, что управлялись человеком, были больше по массе и длине, чем автоматические. Кое-кто из последних такие боеголовки внутри нес, будь здоров! Встречались среди них и маленькие, эдакая двадцатиметровая мелюзга. Такие волокли заряды поменьше, но тоже не слабые. Задача у всех автоматов была проста — попасть в намеченную цель. Спикировать на нее из стратосферы, как гром среди ясного неба, точнее, еще быстрее, поскольку каждый из них свое звуковое эхо обгонял играючи.

Хуже приходилось управляемым, поскольку внутри у них сидели живые существа, наделенные воображением и по этой причине иногда видящие будущее. Оно представлялось мрачным. Нет, не для Республики Брашей в целом, ее триумфальное шествие к последней победе не вызывало вопросов, а вот свое собственное — индивидуальное, не муравьи же они были в конце-то концов, немножечко о себе-то думали. Да, понятно было, что родина-мама поила их всю жизнь березовым соком и прочими напитками покруче не просто так, а для этого единственного, наваливающегося быстрее звука подвига, но все же было как-то не по себе: жить хотелось дальше, понимаете? И как-то орден на памятнике, над гробиком пустым, не слишком радовал.

По этой причине, когда суша на экране, демонстрирующем панораму внизу, сменила океанскую синеву, возникла перед ними дилемма чудовищная и логическим путем вовсе неразрешимая. С одной стороны, горючего внутри хватало и для обратного полета, можно было, даже не сворачивая и не снижаясь, Гею родимую обогнуть и на бреющем домчать до Брашпутиды. Это неважно, что у самолетов отсутствовало шасси, как лишняя запчасть, увеличивающая вес, по этой же причине у него не было ни пулеметов, ни пушек для самообороны. Гиперзвуковик мог сесть только в одном месте мира — на секретном аэродроме «Поход века-2», в центре любимого континента, где наличествовала специальная самодвижущаяся посадочная полоса. Но ведь была еще катапульта, и, выстрелившись над Брашией, можно было впоследствии получить свои цветы и орден на грудь, а не на памятник. И вот в чем конкретно заключалась дилемма. Если не маневрировать и не включать форсаж — шанс вернуться появлялся, — горючего хватало, но если не включать форсаж и не уклоняться, эйрарбаки собьют запросто, да и к цели с нужного угла и высоты не вырулишь — промажешь: трибунал в военное время высшая мера. Каково? Вот тут, над Эйрарбией, и начиналась рулетка. И с той стороны и с этой летчиков сдавливал страх: кто боялся больше позора и трибунала, кто ракет и лазеров вражеских, кто и того и другого помаленьку. Хорошо, если мнение экипажа сходилось в каком-то одном положении, а если нет? Тут уж противоречие выходило на новый уровень, и, ей-богу, без математики было его даже теоретически не решить. Везло только одним, таких было, к сожалению, не так уж много, тех, кто всю жизнь мечтал об этом последнем полете. Вот они и воевали лучше остальных, только, конечно, не возвращались. Вечная слава героям! Минута молчания, и продолжим разговор.

ПРИГЛАШЕНИЕ НА БАНКЕТ

— Спорим, майор, сейчас я вас удивлю? — сказал Лумис в микрофон. Где-то под резиновой маской он заранее улыбался.

— Валяй, я даже бутылку технического алкоголя поставлю на кон. Что, брашская пехота уже здесь?

— Нет, упаси бог. Вы-то ее вблизи не видели, а я в зеленой юности насмотрелся, больше не хочется. Так вот, глав-штурм-майор, к вам пожаловал целый адмирал флота.