Огромный черный корабль

Сегодня он ждал связного. В принципе, он ждал его со вчерашнего вечера, поскольку не смог ночью задремать. До рассвета он ходил из угла в угол, пытаясь заставить себя чем-то заняться. Какими длинными теперь стали ночи, небывало длинными. Обычно или та, или другая звезда сияли в небесах: гигант Эрр, конечно, не создавал ощущения полноценного дня, так, скользкие розовые сумерки, однако все же не тьма. Было особенно обидно не спать эти благостные месяцы, пока оба светила находились в одном ракурсе.

Всю ночь он посматривал на приоткрытый ящик тумбы в углу кабинета. Один раз он даже достал оттуда прибор. К этой заразе — психоменитометру он пристрастился давно. Тогда они были не такими совершенными. Случилось это после тюрьмы, Маленького лагеря смерти Завеса-3 под городом Эльбломг. Его смогли оттуда вытащить, пришлось делать пластическую операцию, маскировать внешность, чтобы снова вписаться в общество обывателей без риска быть возвращенным назад. И сейчас, он знал это доподлинно, у «патриотов» хранилось его незакрытое досье. Именно после того случая Старик навсегда остался лысым. Впрочем, давно привык. Возвращая его к нормальной жизни после месяцев пыток, доктора были вынуждены прибегнуть к электронаркотику — психоменитометру, чтобы восстановить нормальную мозговую активность, ликвидировать кошмары. Потом, со временем это вмешательство требовалось все реже и реже, но наркотик он и есть наркотик, какой бы природы он ни был, — выработалось привыкание. Старик не знал всей природы происходящих в мозгу процессов, но кто их, в принципе, знает? То ли нейроны без периодического стимулирования прекращали общаться между собой, то ли мозг разучился (совершенно позабыл, как это делается) вырабатывать медиаторы — вещества, необходимые для образования новых информационных связей, главным теперь было то, что Радлиф Toy, таково было его теперешнее имя, вынужден был прибегать к психоменитометру вновь и вновь. Подобное подстегивание могло закончиться только одним — полной зависимостью, когда мозг функционирует, лишь когда подключен к прибору, стоит оборвать эту связь, и наступит необратимое помешательство. Это была одна из немногих вещей в жизни, которых боялся несгибаемый Старик.

Ночью он выдержал, не натянул на голову эту дьявольскую сеть. Но уже светало, а ожидаемого посланца с информацией не предвиделось. Возможно, они потеряли еще одного человека, и вполне может быть, сейчас его уже обрабатывает «патриотическая полиция». Радлиф Toy не мог об этом думать. Он открыл ящик.

* * *

Когда зазвонил дверной звонок, Радлиф Toy находился в некоем пространстве, доступном только его воображению. Какие-то сложнейшие фигуры переплетались в узлы, и каждая сама по себе и тем более вместе (он знал это) представляла собой умопомрачительно доступную его разуму формулу. Это была стадия эйфории, как бывает у курильщика при первой затяжке после долгого воздержания, только выражена она была много ярче и очень специфически, все-таки происходило прямое воздействие на мозг, без промежуточных этапов — чувств.

Мелодичный звон вновь разнесся по просторной комнате и замолк, поглощенный обитыми звукопоглотителем стенами. Загорелся красный плафон на стене. Радлиф Toy заставил себя приподнять веки, он все еще ритмично покачивал головой в такт с некоей слышимой только ему музыкой сфер.

—Маарми, — позвал он дочь, — сделай милость — открой. Но она уже была в комнате, высокая красавица в ниспадающей ниже колен тунике, так похожая на мать, которую Маарми не помнит.

—Прибыл Лумис, папа. А ты опять, я вижу, нацепил на голову эту мерзость? Я когда-нибудь ее уничтожу. Сколько раз я тебя просила держаться. Если тебе плохо, ты что, не мог меня позвать, я сплю чутко. Поговорили бы о чем-нибудь, отвлеклись. — Она неслышно (ступни утонули в рыжей шкуре меразодонта, крупного хищника, вымершего уже при жизни Старика) приблизилась к креслу, похожему на полусферу.

—Все, все, дорогая, — он поднялся, — уже снимаю.

«Ой, молодость, что она может понимать?» — проворчал он про себя. Дочь уже помогала ему стаскивать с черепа провода.

—Маарми, ты же знаешь, мне это необходимо, чтобы восстановить душевное равновесие, иначе я не смогу работать.

—Брось, это нужно, но не в таких дозах. — Она подбросила пучок проводов.

Снова раздался звонок.

—Все, успокойся. Иди, открой наконец, нельзя же держать гостя в прихожей.

Когда Лумис шагнул в комнату, следы наркотического сеанса были тщательно убраны.

—Пусть боги будут благосклонны к хозяину дома! — Гость поднял растопыренную ладонь над головой.

Входи, и да будешь ты счастлив в нем! — хрипло произнес Старик и улыбнулся, обнажив вставные зубы из кости желтого пермалогуса. — Я всегда рад тебе, Лумис, присаживайся.

Лумис опустился на шкуру меразодонта и поставил перед собой полосатый чемоданчик.

—Ты немного запоздал?

— Да, были проблемы. Но, слава Эрр, обошлось. Я принес все данные о бароне.

Старик жестом остановил его.

—Маарми! Приготовь гостю крепкий крапс, ведь он прибыл издалека.

Девушка, наклонив голову, вышла. Люк моментально задвинулся.