Они сидят не шевелясь, только неподвижность – их маскировка, а готовые вычертить идеальные, короткие параллельные, иглы – их гарантия безопасности. И вот
Бинокль бьет по груди – брошенный. Браст снова держит за плечо Сарго: не стреляй, не стреляй, ради бога нашего Красного, не получится ни хрена, напустит на нас всю свору, раздерут на шмотки и пикнуть не успеем, вон они какие – древесника десятисантиметрового в пасть запихал целиком и даже усы не торчат. Если и человечка положим сразу, что, скорее возможно, чем нет, стадо это пасущееся обглодает белые косточки начисто. Сарго не шевелится, верит, наверное, Брасту, а может совсем задавлен – только черти Мятой луны знают, что ему видится в инфракрасном диапазоне: может там, за листвой, сплошная красная стена, а Браст лишь авангардом любуется.
А человек, или «псевдо-человек» – как там по точной классификации? – уже растворяется, исчезает, только молнии еще мечутся, то теряясь в мимикрии – зеленея, то вновь рождаясь на свет. Но вот и они…
Браст молча осматривает местность в бинокль: ничего, даже зеленых теней.
– Чего ты меня остановил? – спрашивает Сарго, еще шепотом – не отошел. –Мы бы их всех положили.
Кто тебя останавливал, змей ты эдакий? Разве кто ложился костьми перед твоим оружием, грудь свою ставил поперек стволов за пауков из любви к фауне? Никто не ставил, сам ты не стрелял, и правильно сделал.
– Ни черта бы мы их не положили, друган, – веско комментирует тенор-сержант Браст. – Да и зачем, объясни? Мы вроде с брашами воюем, а не с мерактропами. Да и не хотел бы я, чтобы явились сюда на разбирательство родители этого пастуха.
– А он что пастух? – спрашивает Сарго.
«А я по чем знаю», – хочет сказать Браст, но выкручивается по-другому со значением:
– Ты что не видел сам?
А что они собственно видели? Комментируй как душе угодно: колокольчиков на паучьем семействе вроде не висело, не коровы все-таки.
– Ладно, Браст, – в голосе Сарго первый раз уважение, а не превосходство. Он приподнимает свой чудо-шлем, дабы видеть напарника нормально, а не пятном переливающимся. – Только Буряку будем докладывать, скажем, что условия были для стрельбы неудачные, деревья большинство целей закрывали, ладно?
Буряком, с недавних пор, прозвали майора Холта, кличку выдумал покойный Логги и попал в точку.
Да, так, наверное, будет более героически, соглашается Браст. Странное существо человек, ему бы радоваться, что смерть прошла впритирку, даже кожу не ободрала, а он уже забыл, уже лавры на себя навешивает, ищет дополнительную выгоду при выпадении и без того уникального сочетания козырей.
23. Ставки городов
И снова удача поворачивалась к нему лицом. Он нагнал Куклу у пересечения улицы имени Победы у Черных Скал с большой внутригородской трассой. Она просто сидела, сидела в тенечке, прямо на стекломильметоле заправляя свои длинные волосы под каску.
В эти сутки весь многомиллионный человеческий муравейник, носящий название Пепермида, стал сценой тысяч сюжетов геянских Илиад еще ожидающих своих геянских Гомеров, а для Лумиса это была одна из декораций, на фоне которой он творил свою маленькую историю. Какой-то далекий шум отвлекал внимание и это было на руку. Некие глобальные процессы маскировали, локальное проявление бытия – звуковые колебания порождаемые Лумисом. Он мог продолжать осуществлять свои мелкие дела. Дальность действия игломета еще не позволяла вести огонь, но пока Кукла была поглощена туалетом Лумис сократил дистанцию наполовину. Надо было попытаться взять ее живой, так как не исключалось, увидев ее мертвой, Жаба просто прикончит Бенса; за ней не заржавеет.