Огромный. Злой. Зеленый

— Эй… — окликнул Златон с переднего сиденья, поглядывая на них в зеркало заднего вида. — Ты сейчас выглядишь хуже, чем твоя подружка. Если ты вдруг решил наконец стать нормальным и начать волноваться за своих близких — то вот сейчас конкретно не время и не место. Соберись и вспомни уже, кто ты есть. Ты орк, в конце концов. Ты ешь чужую смерть на завтрак, обед и ужин. Тебе подвластна магия душ. Так не упусти душу этой малышки, раз уж умудрился влюбиться.

Дитрих хотел бы возразить ему, привычно ощериться, сказать, что это лишь волнение о человеке, который переживает что-то такое, что однажды сразило его самого — а потому он понимает боль и ужас Таи как никто другой.

Но не мог. Ничего не мог ответить.

Он баюкал её как маленькую, старался одновременно держаться как можно ближе и не слишком приближаться — чтобы не сделать хуже. Не уничтожить её душу одним лишь своим присутствием.

Златон вел машину недурственно, даже осторожно, соблюдая правила дорожного движения. Удивительно, особенно если вспомнить, сколько он предварительно выпил. Виталик пришел в себя и не бубнил ничего, не вмешивался, лишь изредка с опаской поглядывал назад.

Они въехали на территорию аэропорта, промчались по дорожкам, шлагбаумы только и успевали подниматься. Охрана была предупреждена — пропустить без остановок.

«Всё-таки Златон тот ещё пижон», — отстраненно подумал Дит, когда авто затормозило на въезде в ангар.

Его брат любил шик, блеск и дороговизну. Выдержанное вино, брендовые шмотки, лучших топ-моделей. Он умел зарабатывать — но умел и бездумно тратить. Иногда Дитрих думал, что за этим показным выпендрежем скрывается какая-то личная боль. Но братья давно уже не были близки, а потому не задавали друг другу никаких вопросов.

Даже самолет у него был из какой-то лимитированной коллекции, специально разработанный под желания хозяина, сконструированный по его запросу. Дитрих не удивился бы, если бы на борту обнаружился бассейн с джакузи.

Мысли о самолете и брате помогали отвлечься. Ненадолго отсрочить неизбежное.

Вот только чем дольше он избегал вмешательства, тем хуже становилось Тае.

Стук ее сердца стал тише и медленнее. Ее тело все еще лежало у него в руках. Вот же оно — теплое, близкое, бесконечно нужное. И, вместе с тем, сама ее жизнь утекала сквозь пальцы.

И тогда Дит решился.

— Тормози машину, не успеем! — рявкнул Дит не своим голосом.

Златон дернул ручник — их развернуло на сто восемьдесят градусов. На пустой территории, принадлежащей аэропорту, это было очередным пижонством и вызвало глухое раздражение. Но брат уже вдавил ногой педаль тормоза, и машина наконец остановилась.

— Все вон, — дважды Виталика и Злата просить не пришлось.

Дит осторожно уложил Таю на заднее сиденье автомобиля, а сам навис сверху. Ее глаза были открыты, но не видели его.

Баба Рая всегда говорила: «Глаза — зеркало души». Душа Таи была прекрасна.

Чернота ее зрачков затягивала. Чернота была повсюду. Биение их сердец слилось в унисон. В один бесконечный гул, метрономом отмеряющий оставшийся срок. Неожиданно вспомнилась картина, ради которой он ездил в командировку. Богини Судьбы, прядущие нити чужих жизней. Сейчас он отчего-то был уверен: у самой молодой из них лицо Таи.

Тьма обступила со всех сторон.

Здесь не было ни места, ни пространства. Безвременье.

Зареванная девушка в легком летнем платьице сидела перед ним, обняв себя за плечи, и раскачивалась из стороны в сторону.

Он присел рядом и протянул ей руку:

— Идем со мной.

Она дернулась как от удара, подняла на него свои кристально чистые, наполненные чужой болью глаза:

— Зачем? — такой простой вопрос, на который не было ответа. — Там кругом смерть и страдание. Я не хочу туда.

— Затем, что ты нужна мне, — слова дались с трудом. Он говорил не ртом, он говорил сердцем.

— Да, чтобы предотвратить видения. Но… все равно все умрут. Мы лишь оттягиваем неизбежное.

— Ты нужна мне не за этим.

И снова этот пронзительный взгляд, выворачивающий всего тебя наизнанку. Под ним не солгать.

«Не упусти душу этой малышки, раз уж умудрился влюбиться…»