— Тяжелое ранение, — на ходу объясняла седовласая женщина.
— Что произошло? — короткий вопрос врача, который показался мне хирургом.
— Многочисленные побои и пулевые ранения.
Они вкатили каталку в реанимацию, а я осталась стоять на пороге. Никто не обращал на меня внимания. Только Альберт аккуратно тронул плечо ладонью, мол, пойдем отсюда.
Но я не уходила. Чувствовала, что должна остаться.
— Сможете подержать его до возвращения господина Адрона? — спросила женщина, вытягивая кислородную маску. — Он до сих пор не отвечает.
— Зачем нам ждать Дитриха?
— Контракта с ним нет. Он на преддоговоре со вчерашнего дня, когда господин Адрон уже улетел. Он лишь частично под контролем «Цербера».
Кажется, я смутно понимала, о чем они говорят. Мужчина может «уйти» в любой момент, потому что Дит не удерживает его душу.
— Ничего не могу обещать, — резанул «хирург». — Готовьте приборы. Если сохраним тело и введем его в кому — это уже что-то.
— А может… может, я попробую? — сорвался с моих губ вопрос.
Все обернулись на меня с неверием, как на говорящую игрушку. Они даже не подозревали, что я нахожусь здесь и подслушиваю их разговор.
— Госпожа Орлова, при всем уважении… — «хирург» скривился. — Не мешайте нам делать нашу работу.
Что ж, я не обижена. Понимаю, что ко мне относятся как к невесте Дитриха. Вроде бы значимая фигура, но совершенно бесполезная.
Но это не так.
Я закрыла глаза, вдохнула и выдохнула, снимая с себя концентрацию. Людские жизни и смерти тотчас замелькали перед глазами, но я отбросила в сторону все, кроме одной.
…Я вижу его здесь. В операционной. Вижу, что он практически готов уйти. Раньше я не понимала, как можно удержать душу, да я и не наблюдала чьей-то реальной смерти. Только в видениях будущего. Но теперь осязаю её, чувствую смрадный запах. Невидимыми руками тянусь к ней. Привязываю к себе точно на узел. Это невозможно объяснить, но душа этого мужчины в моих руках. Я могу ею управлять. Мы не подписывали контракт, но я словно прячу душу в ящик и не позволяю оттуда выйти.
По крайней мере, на некоторое время…
— Не смей уходить, — говорю так, словно душа может меня услышать.
Может быть, я что-то делаю не так, но пытаюсь справиться, двигаясь маленькими шажками, как учил Дитрих. Чем-то похоже на концентрацию, только раньше я избавлялась от всех эмоций, а теперь удерживаю равновесие на конкретной задаче — спасении души этого человека.
Подозреваю, что Дитрих управляет душами как-то иначе, проще, я же самоучка и пытаюсь подстроить этот навык под себя.
— Дочь… там моя дочь… она осталась там…
Я слышу голос не ушами, а подсознанием. Мужской, надломленный, едва осязаемый. Полный чистого, кристаллизованного страха.
— Что? Повтори. Я не понимаю.
Мои невидимые пальцы крепко цепляются за его душу. Голос становится четче, наполняется если не силой, то хотя бы звуками. Он больше не похож на шепот ветра.
— Моя дочь… когда они пришли, то сначала убили Аню… Я услышал их и попросил Машу спрятаться. Она лежит в складном диване… Ей страшно…
— Твою дочь обязательно спасут, но ты нужен ей живым. Понимаешь? Держись. Только попробуй сдаться.
Почему-то мне кажется важным сказать это. Напомнить человеку, что его ждут. Без него не справятся. Если я правильно понимаю, то Аня — его жена, и она погибла. Ребенок может лишиться обоих родителей.
Так нельзя.