Скрывающееся за холмом оранжево — красное солнце поторопило меня, и я поехал домой.
Дант шел плавным неторопливым аллюром. Я любовался закатным заревом, фиолетовыми полосами облаков, стелющихся над полем, и старался не думать о плохом.
Впереди показалась черная на фоне рыжего заката фигура всадника в широкополой шляпе. Я удивился и капельку оробел — в Лабелино нечасто заезжали путники. За лошадью незнакомца бежала здоровенная остроухая собака.
— Доброго вам вечера, достопочтенный господин, — подъехав ближе, незнакомец с поклоном приподнял свою потрепанную черную шляпу и резко дернул головой, зажмурившись, едва достиг его лица яркий солнечный луч.
— Рад вас приветствовать, сударь, — я ответил легким поклоном. — Не заблудились вы, случайно? Я бы мог проводить вас до ямского пути.
Проезжий показался мне странным, и более того, страшным человеком. В нем не было уродства, но смотрел он как-то дико. Лет я ему дал сначала тридцать, через мгновение — сорок, а потом решил, что он вообще разменял пятый десяток. Его прищуренные глаза подозрительно поблескивали из тени. Лицо у него было белое, как у напудренной дамы. Средней длины волосы, короткие усы и чисто символическая обстриженная бородка имели рыжевато — русый цвет с некоторой белой пегостью.
Одет он был неряшливо и неприглядно, даже бедно, по-мещански. Черное пальто нараспашку (в изнурительную жару), под ним не то серый жилет, не то рубаха, и черные свободные штаны с пыльными кругами на коленях. Не меньше пыли держалось на его коричневых сапогах.
Еще страшней, чем сам путник, выглядела его мохнатая черно-бурая собака с проседью на морде. Она была похожа на матерого волка, только выше, массивнее и шире в груди.
— Благодарю вас за заботу, — неискренне, с натягом улыбнулся незнакомец. — Еще признательней вам буду, ежели не откажете в ночлеге. Вы ведь здешний помещик, коль не ошибаюсь. Усадьба ваша?
— Да, моя.
— Каков же ваш ответ насчет ночлега? Простите за навязчивость. Дорога отняла все силы. А ваши соседи, князья Тузины, к которым две недели я спешил по сугубо важному неотложному делу, и ужином не угостили, и не предложили заночевать. Спровадили за дверь.
— Они строги к гостям немножко.
— Я бы сказал, они скупы.
— И это есть в них. Что поделать… Я вас приглашаю, — я подогнал Данта, направляя его на усадебную дорогу впереди каурой кобылы путника.
Мне совершенно не хотелось приглашать подозрительного незнакомца домой. Как назло, родители уехали погостить в усадьбе генерала Зарубинского — проведать Елену и ее маленькую дочку. Отказ путнику в ночлеге мог впоследствии вылиться в новую ссору с отцом и матерью, на этот раз из-за того, что я не принял гостя по традициям семьи.
— Не Тихоном Игнатьевичем ли мне вас величать? — подведя кобылу вровень с Дантом, спросил проезжий.
— Так точно, это я и есть, — я избегал встречаться с ним взглядом.
— Павел Тузин говорил о вас… — путник сделал каверзную продолжительную паузу, заставив меня понервничать, додумывая, что именно наговорил обо мне Павел. — Мало, но тепло. Вы, верно, дружите?
Я кивнул, выезжая вперед.
— А мне как величать вас, любезный гость?
— Константином Юрьевичем. Можете также называть меня «полковник». Но лучше — Константин. Я ратую за дружескую простоту в общении между людьми, без чинов и титулов.
— Рад знакомству, Константин Юрьич, — я ехал впереди, стараясь не оглядываться.
Но скоро оглянуться мне пришлось.
— Дарья Прокофьевна, что ж вы снова задерживаетесь? Будто речки не видали! Вынужден настоятельно просить вас об ускорении. Не отставайте, Дарьюшка, — услышал я за спиной иронический голос Константина.
Оборачиваясь, я был уверен, что увижу догоняющую нас всадницу, но позади ехал один полковник.
— И о мышах забудьте. Пусть бегут по своим делам. В вашем ли почтенном возрасте гоняться за мышами? Стыдно мне за вас, Дарья Прокофьевна. Право, вы меня разочаровали, дорогуша. А тут еще молодой человек на вас глядит. Хоть бы его постеснялись.
Я не поверил собственным глазам — полковник уважительно беседовал с собакой, вздумавшей мышковать на поле.
Она то подпрыгивала, взмахивая хвостом, то припадала на передние лапы.
— Прошу вас, перестаньте, — умолял Константин.
«Что за дурацкие шутки?» — подумал я.
Недовольно заворчав, Дарья Прокофьевна перестала скакать в траве и подбежала к хозяину.
— Вы назвали собаку в укор сварливой супруге? — я не сдержал любопытства.
— Моя милая супруга, Тихон Игнатьевич, была добрейшим и скромнейшим человеком, — глубоко оскорбился полковник. — Она трагически погибла, и я никогда никого в ее честь не назову.
— Дарья Прокофьевна — моя верная спутница на протяжении многих лет. И я считаю, что она достойна уважения, — немного помолчав, добавил он.
— Знаете, я тоже люблю собак. На моей псарне полсотни борзых и три десятка гончаков. А Дарья Прокофьевна к какой относится породе? Не сибирская ли она лайка, с которой ходят на медведя?
Сибирь не выходила у меня из головы.
— Да, сибирячка. Родом с Зауралья.
— А вы стало быть, охотник?
— Верно угадали.
— Ну а какую дичь стреляете? Тетеревов? Лосей?